Розетта - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Эвинг cтр.№ 48

«Я видела ее, — плакала Роза, словно бы все это случилось только вчера. — Я видела ее маленькие ручки». Слезы Фанни медленно падали на волосы Розы.

Когда огонь в камине потух, они снова его развели. Потом они бросили это безнадежное дело, закутались в шали и устроились на диване. Когда догорели свечи, они зажгли новые. Наконец они очутились в полной темноте. Их голоса глухо звучали в углу огромной комнаты. По всему дому нестройно били часы, включая старые итальянские часы из Генуи, которые Фанни хорошо помнила.

Сквозь ставни начал пробиваться серый рассвет, а они все еще разговаривали. Роза рассказала Фанни, что слышала, как ее мужа обсуждали в театре: красный роскошный занавес и звонкий женский смех. Затем она открыла правду о смерти Гарри в Египте. Фанни была в ужасе. Затем Роза поведала историю о женщине из Александрии, которую забили камнями насмерть, о французе, который рассказал ей о ребенке. Фанни ошарашенно слушала, но ни разу ни жестом, ни словом не выдала, что когда-то, пряча улыбку за веером, смеялась над обходительным, учтивым капитаном Гарри Фэллоном. Роза рассказала о поспешном браке Джорджа, о том, чему стала свидетельницей в номере Джорджа, о собственных нелепых попытках шантажировать деверя. Фанни ответила, что подобная история случилась и в Уэнтуотере. Тогда Гораций так громко возмущался, что прихожане с опаской поглядывали на крышу церкви. Роза пересказала события их путешествия в карете из Парижа, когда все избегали взглядов друг друга, о том, как случайно подожгла собственную кровать. Фанни рассказала о дядюшке Горация, епископе, который надеялся, что она будет срезать ему ногти на ногах. Кузины долго смеялись над этим, но смех их был невесел, словно бы ночные беседы забрали с собой и веселье. Долгое время после этого они молчали. Женщины расположились друг напротив друга в углах мягкого дивана. Все часы в доме громко тикали. Когда настало утро, можно было подумать, что они проспали всю ночь, но глаза их были открыты.

— Дорогая Роза, — наконец снова заговорила Фанни. — Когда я получила твое письмо из Парижа… подписанное твоим собственным иероглифом, как ты делала много лет назад… я внезапно почувствовала всю тяжесть этой перемены в моей жизни! Мы были так уверены, что брак — это хорошо! Я думала, что Гораций расширит границы моего мира, мой кругозор. Но ему не понравилась моя осведомленность. Роза, в конце концов мне пришлось прикидываться, что я чего-то не знаю, чтобы сохранить в семье мир. Представь, что брак делает нас… меньше… Хотя, правда, он изучал древнегреческий. — Кузины снова рассмеялись, словно годы, проведенные порознь, дали им понять, что древнегреческий язык не мог помочь им ни в чем.

— Но он может помочь нам раскрыть тайны мироздания, — заметила Роза и рассказала Фанни о Розеттском камне с надписью на трех языках, об удивительном совпадении ее имени и города, в котором была сделана находка, обо всех сокровищах, что они видели в Париже. С первыми лучами солнца Фанни просмотрела перевод, возносящий хвалы фараону: «Царь Птолемей, вечно живущий, любимец Пта, бог на земле Элифан Евхарист».

Наконец Роза открыла ставни и впустила солнце в дом. Черные дрозды, прилетевшие из Мэрилибоун-гарденз, пели на Уимпоул-стрит, мимо прогрохотала повозка, направляясь к полям за Портланд-плейс, пронеслась первая карета.

— Ах, Роза! — вздохнула Фанни, не выпуская из рук перевод иероглифов, прислушиваясь к шуму на улице. — Как мы меняемся! Ты все еще ведешь дневник?

— Да, — ответила Роза, — время от времени.

— О своей жизни?

— Я обнаружила, что не могу писать о вещах, которые причиняют мне боль.

— Я кричу, — сообщила Фанни.

— Что? — не поняла Роза.

И Фанни рассказала Розе, как она, бывает, идет к самому дальнему полю и кричит, потому, что ей от этого становится легче. Роза представила, как ее любимая кузина со своими рыжими волосами и веснушками кричит одна в поле, и ей стало не по себе.

— И как, помогает? — спросила она.

— Мне говорили, что Мария Риензи всегда очень шумно репетирует свои партии каждое утро. Я решила: если меня кто-нибудь когда-нибудь спросит, почему я кричу, я отвечу, что тренирую голос! — Фанни рассмеялась, но смех скоро замер. — Я кричала на свою жизнь. — Она увидела, какой ужас появился на лице Розы. — Роза, Гораций постоянно твердит о «долге». Но его представление о нем состоит в том, чтобы мой долг совпадал с его желаниями. Очень часто он недостаточно тщательно выполняет долг в беднейших районах прихода. Его чаще можно найти в кабинете погруженным в «дела». Иногда, если он занят, а я слышу, что кто-то болен или умирает, и могу проведать этого человека, я обнаруживаю — представь, как это грустно, — что он проводит последние мгновения на земле в какой-то убогой лачуге, трясясь в страхе перед адским пламенем, проклятиями, серой и смолой! Неужели это все, что они получили от Церкви? Поэтому, — Фанни резко тряхнула рыжей шевелюрой, — я говорю им, что нет никакого ада. Я говорю, что есть только покой и что Бог есть Любовь, а не геенна огненная. Я их убеждаю, что мне видней!

Роза представила, как Фанни держит кого-нибудь за руку в темной, грязной комнатушке, словно рыжеволосый ангел.

Затем Фанни внезапно подскочила, начала взволнованно мерить комнату шагами.

— Знаешь, что я думаю? Я пришла к выводу, что многие церковники напрочь лишены веры.

— Фанни!

— Напрочь! Я слушаю, что говорят все эти викарии и епископы, которые проезжают через наш городок, запираются с Горацием у него в кабинете, обсуждают церковные сплетни и пьют виски. Я слушаю их! И даже эти новые люди — евангелисты, — которые пишут в газетах о «новой морали»! Я внимательно читала то, что они пишут, но заметила, что новая мораль неприменима к церковникам. Все, что я вижу, так это непонятный страх. Практически никого, кроме, возможно, квакерши, которая проповедует на площади, да одного или двух настоящих диссентеров, не заботит настоящая жизнь людей. Их не интересует, существует ли способ улучшить природу человека. Полагаю, что церковников беспокоит лишь сохранение института церкви.

— Что ты имеешь в виду? — удивленно спросила Роза, улыбнувшись. — Конечно, церковь уцелеет, Фан, это часть нашей жизни! Крещения и похороны, воскресенья и церковные колокола… Церковь — это часть Англии, как король!

— Именно, — Фанни резко дернула себя за волосы. — Я уверяю тебя, они не хотят изменений. Я слышала их разговоры! Ты знаешь, как революция во Франции напугала королевскую семью? Говорят, что жирного, развратного принца Уэльского сейчас так ненавидят, что ему приходится прятаться в глубине кареты, когда он проезжает через город. С его любовницами и излишествами! Ну, англиканская церковь тоже напугана. Ты писала мне из Франции о разрушенных церквях, о том, что по коридорам Лувра ходят простые люди и разглядывают когда-то запретные для них картины. Наверное, англиканская церковь боится повторения такого у нас. Представь, если любой сможет свободно разгуливать по Виндзорскому дворцу и критиковать развешенные на стенах картины, или Вестминстерскому аббатству с разбитыми окнами. Боже упаси! — Роза не удержалась и рассмеялась, а Фанни продолжала: — Если у нас произойдет восстание против монархии, то церковь тоже сметут! Вот чего они боятся, все они — епископы и молодые викарии, евангелисты и миссионеры, все они — что потеряют власть! А для бедных прихожан, которым они так нужны, они не находят времени.