Лето на улице пророков - читать онлайн книгу. Автор: Давид Шахар cтр.№ 46

— Ты не боишься всех этих своих духов? Если б, например, мой покойный муж (так она мне говорит) возник передо мною на кухне, я б на месте замерла со страху.

А я ей говорю, что если бы она и вправду любила мужа, то осилила бы страх и сама захотела бы его видеть. В чем ее несчастье? Несчастье-то ее в том, что она верит всем глупостям, которые городит отец Лагофик. Когда тот начинает в своей проповеди осыпать огнем и серой всякое колдовство и ведьм, что вызывают души мертвых, патронесса бледнеет, начинает трястись от страха и боится смотреть в мою сторону. А, вот и она — уже готова идти к мессе, только меня и ждет.

И действительно, в тот же миг послышался голос хозяйки:

— Леонтин, Леонтин! Если ты не пойдешь немедленно, мы опять опоздаем в церковь!

Гавриэль смотрел в окно на двух старушек, шедших рука об руку в церковь на воскресную мессу. Чем более удалялись они от дома и приближались к церкви, тем больше старился облик хозяйки и молодел облик Леонтин. Согбенная под гнетом старческого бессилия и тяжестью бед и хозяйственных забот, хозяйка фермы висла на руке стройной Леонтин, бодро шагавшей, невзирая на несгибаемое левое колено, и вопреки смертельному страху опоздать на молитву то и дело останавливалась и выговаривала своей служанке:

— Перестань нестись, как конь в конюшню! Ты ни капельки не считаешься с моим состоянием.

По дороге из церкви домой фермерша выглядела еще согбеннее, а Леонтин шагала еще бодрее и веселее. Входя в комнату, она принялась напевать песенку «Это записано на небесах, это записано на небесах» и, легким движением руки распустив под подбородком тесемки своего чепца, подкинула его кверху, словно выпуская огромную белую бабочку, взлетевшую к потолку и опустившуюся на красные гвоздики в середине стола.

«Зеленая у нее душа», — по-арабски произнес про себя Гавриэль. Лишь один раз в жизни слышал он это выражение, произнесенное по-арабски, когда мальчиком лет десяти прислушивался к разговору своего папы с судьей Даном Гуткиным. Отец, придвинувшись к приятелю, прошептал ему что-то на ухо, и оба громко расхохотались, а Дан Гуткин хлопнул себя обеими руками по коленям и со смехом воскликнул по-арабски:

— Иегуда Проспер-бек, зеленая у вас душа, вот как жив Господь, зеленая у вас душа!

Потом папа объяснил ему, что судья воспользовался арабским выражением, означающим душу молодую, как молодой и свежий сорняк ярко-зеленого цвета, полный соков жизни. Сейчас при виде руки, подкидывающей кверху белое кружево, Гавриэлю стало ясно, что возраст души Леонтин вовсе не соответствует возрасту ее тела и не зависит от него, принадлежа совершенно иному летосчислению, и, когда это тело прекратит свое существование, душа Леонтин покинет его такой же молодою, как и в тот день, когда впорхнула в него зеленым мотыльком.

— Я знала, знала, знала! — радостно воскликнула она. — Я знала, что сегодня мне предстоит приятная встреча!

И действительно, кого, как не Малыша Шарло, встретила она в церкви — Шарля Латрокера, лучшего друга детства Марселя. Они вместе ходили в школу, вместе отправились на великую войну и вместе участвовали в первом наступлении на Марне. Теперь Малыш Шарло стал важной персоной, ведь он заведует бретонским отделением знаменитой транспортной фирмы «Кальберсон» в Мансе, главном городе департамента Сарт, и в его распоряжении специальная машина, которая возит его каждый день из дома в контору и из конторы домой. Ей всегда хорошо от встреч с друзьями Марселя, а особенно приятно встречать Малыша Шарло, что так прекрасно рассказывает старые и новые истории о том, что случилось когда-то, и о том, что происходит нынче. Малыш Шарло снова возник на следующее утро вместе с запахом доброго крепкого кофе и горячих булочек с маслом и джемом.

— Сегодня, — сказала Леонтин Гавриэлю, — не ходи работать ни на двор, ни в поле, а отправляйся прямо на дом к Малышу Шарло, а он уж тебе скажет, что делать.

В ее глазах сверкали какие-то странные искорки, и именно они, более чем само по себе непонятное распоряжение, вызвали в нем подозрение, что она слегка повредилась в рассудке. Когда он попытался вернуть ее к действительности всяческими «что это значит» и «с чего это вдруг», она тут же прервала его своим «нечего тут спорить» и вышла из комнаты. Не от нее, а от Малыша Шарло он услышал несколько фраз, открывших ему глаза на сплетенную ею интригу: так как Леонтин знала, сколько зарабатывают батраки на ферме, она подсчитала, что Гавриэлю предстоит отрабатывать свой долг три месяца, а так как знала свою госпожу, то понимала, что та выставит его через эти три месяца без гроша в кармане. Поэтому она договорилась с Малышом Шарло, чтобы тот принял Гавриэля на работу в транспортную фирму. Из того, что он там заработает за месяц, он сможет выплатить остаток долга, и у него еще останется несколько десятков франков. Гавриэль хотел поблагодарить ее за доброту куда больше, чем за ту выгоду, которую сулил ему ее план, но она отмахнулась от него, и глаза ее снова засверкали странными искорками, от которых сердце его необъяснимо сжалось.

— Поспешай на работу! — сказала она. — Шарло уже стоит у себя в дверях и ждет машину, которая должна прибыть с минуты на минуту. Если ты сейчас же не побежишь, то не доберешься сегодня туда, куда должен добраться.

В тот день Гавриэль должен был добраться до северного Парижа, чтобы разгружать пришедший из-за границы товарный поезд.

— Если будете проворными и ловкими ребятами, — сказал Малыш Шарло, подмигнув Гавриэлю и другим грузчикам, забравшимся в огромный грузовик, направлявшийся в столицу, — то успеете еще и слегка поразвлечься в Париже. Но не таскайтесь ни на Пляс Пигаль, ни на Шанз Элизе. Там вас обдерут как липок, а ведь вы — не американские туристы. Я бы вам рекомендовал рю Сен-Дени, да пониже, возле собора Сент-Эсташ. Там большой выбор красивых девиц, да и цены приемлемые.

В конце того месяца с ним произошло небольшое недоразумение при доставке последней посылки: Гавриэль был послан в городок Нуайон к северо-востоку от столицы для доставки туда заграничных посылок, и недоразумение было следствием той двойной радости, которая охватила и его, и водителя грузовика. Ведь то была последняя посылка, работа была быстрой и легкой и вот-вот должна была закончиться, и тогда они понесутся во весь опор на улицу Сен-Дени, где внизу на них хлынут как из рога изобилия все эти проститутки, вожделенные все скопом и каждая в отдельности. И потому они на два голоса грянули песнь бретонского народа «Это записано на небесах, это записано на небесах» в тот момент, когда подъехали к воротам гостиницы, одному из постояльцев которой была адресована последняя посылка. Ворота растворились, и выглянули две головы, которые, как впоследствии выяснилось, принадлежали сторожу и курьеру гостиницы, изумленные всплеском жизнелюбия, поколебавшим застывший покой, неизменно царивший в сем упорядоченном месте. Еще прежде, чем растворились ворота, взгляд Гавриэля привлекла высокая каменная ограда, напомнившая ему о его детской любви к высоким каменным оградам в Иерусалиме, внутри которых заключены были заветные тайны. Здесь, однако, сердце его не тянулось к секретам чужой жизни, протекавшей за таинственной оградой, поскольку сама атмосфера отчужденности была ему неприятна из-за царившего в ней запаха старой ткани, пропитанной стиральным мылом и крахмалом чужого жизненного уклада, мелочного, холодного, глубоко погруженного в счета мира сего под чехлом ханжества и под защитой мессианского спасения в его гугенотской версии, ибо гостиница производила впечатление религиозного странноприимного дома, предназначенного для служителей культа. Когда Гавриэль с посылкой в руках вошел во внутренний двор, сестра-хозяйка сердито крикнула сторожу и курьеру: «Что это с вами? Каждый — на свое место!» в том же перепуганном тоне и в тех же словах, которые слетели с уст фермерши, когда та выкинула его из своего дома в дом служанки. Тут же взгляд ее наткнулся на чужого грузчика, который своим диким пением сбил с толку тех двоих, а теперь вот стоит со свертком в руках у парадного подъезда этакой последней соломинкой, что способна переломить ее спину.