Вселенский стриптиз - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Степнова cтр.№ 29

– Какую?! – удивился Алекс. – Что-то темнишь ты, Ева!

– Не твое дело.

– Да плевать мне на твои дела. Ты деньги от продажи квартиры с книжки сняла?

Евдокия молча похлопала по пухлой сумке, которую держала на коленях.

– Все, как договаривались, – сказала она.

Алекс кивнул и сосредоточенно уставился на дорогу. Евдокия поежилась, вспоминая, как он стоял возле нее с ножом, а потом, усмехнувшись, тонко-тонко нарезал сыр. Зачем, если они курили марихуану?

Зачем к траве сыр?.. Он и съел-то его только наутро, засохшим.

– Почему ты с девки бриллианты не снял? – задала она мучивший ее вопрос.

– А куда их? – равнодушно отозвался он. – Продать не продашь, у таких кралей все цацки эксклюзивные. Сразу вычислят, не отмажешься. – Алекс замолчал, нахмурился, всем видом давая понять, что болтовня ему надоела.

Неожиданно Евдокия поняла, что они несутся по Рублевскому шоссе. Она хотела спросить у Алекса, зачем они едут на Николину Гору, но не осмелилась – такое жесткое у него было лицо. Она промучилась этим вопросом еще минут двадцать, пока они не остановились у роскошного особняка.

Алекс молчал, словно воды в рот набрал.

– Это что? – растерялась Дуська. – Это где? Это… почему?

– Я же говорил тебе, рыжая, что у меня есть маленький домик за городом, в котором мы будем скрываться, – усмехнулся Алекс и пошел открывать ворота. Через минуту он припарковал «Жигули» возле высокого крыльца с колоннами.

– Пойдем, – позвал он онемевшую Дуську в дом.

Евдокия мелко-мелко посеменила за ним, прижимая сумку к груди.

– Господи! – только и смогла воскликнуть она, когда свет в гостиной вспыхнул миллионом пронзительно-ярких лампочек. – Господи, красота-то какая! – Евдокия пошла вдоль стены, задрав голову и отчего-то припадая на одну ногу. Так красиво, так богато и так роскошно все было вокруг, что у нее навернулись слезы.

– Это что? Почему? – твердила она пустые вопросы, рассматривая картины на стенах в позолоченных рамах и мебель в дворцовом стиле на гнутых золотых ножках.

– Располагайся, рыжая. – Алекс небрежно бросил барсетку на искрящийся шелк дивана, снял куртку и пристроил ее на гнутую спинку стула.

– Кто ты?! – попятилась от него Дуська. – Кто?!

– Дед Пихто, – буркнул Алекс. – Ты деньги-то мне отдашь?

– Ты обещал мне расписку, – вспомнила Дуська свое условие, хотя разум совсем отказывал ей служить. – Душу, сердце и тело…

– О господи! – Алекс открыл секретер, по-свойски порылся в нем, вытащил бумагу и ручку и наспех, размашисто написал что-то на белом листе. – Держи! – протянул он бумагу Дуське.

– «Я, Томас Ревазов, продал свои душу, сердце и тело Евдокии за восемьсот девяносто тысяч долларов», – прочитала она вслух. Почерк был небрежный, но красивый, в тексте не нашлось ни одной ошибки. – Написал бы «своей жене Евдокии», – поправила Дуська.

– Переписывать не буду! – Алекс выдернул у нее из рук сумку с деньгами и сразу повеселел. – Кстати, с праздничком тебя, рыжая! С женским международным днем! Можешь вино в баре взять, оно тут наверняка есть!

Дуська сложила заветную бумагу вчетверо и сунула ее под кофточку, в лифчик, поближе к возбужденному, горячему телу.

– Плевать на вино. Плевать на все праздники. Теперь ты мой, – сказала она, прижимаясь к Алексу. – Совсем-совсем мой…

– Да, рыжая, с сегодняшнего дня мы с тобой одним миром мазаны, – усмехнулся Алекс и похлопал ее по спине. – Ты ведь теперь тоже в розыске будешь, да еще похлеще, чем я. Ведь квартиру свою ты с трупом знаменитости продала!

– Продала, – согласилась Дуська, пряча улыбку. – С трупом…

Эх, знал бы он, что скрываться ей вовсе необязательно!

– Верунь, что-то мне очень неспокойно на сердце!

– Валерьянки выпей!

– Ну зачем ты так? При чем здесь валерьянка? Дуська на звонки не отвечает!

– А чего ей отвечать?! Деньги наши заполучила и свалила небось из города.

– Верунь, ей некуда сваливать! Она одинокая, некрасивая, несчастная баба! Ни одной родной души у нее нет! Я же ее по рекомендации Нины Сергеевны на работу брала, а Нина Сергеевна бок о бок с Дуськой в коммуналке много лет прожила! И мать ее знала. Дуська девка, говорит, странная, но хорошая.

– Да уж, хорошая! Воровка, шантажистка, дрянь! И столько про нас знает! Знаешь, Кларунь, мне плевать, что с ней, главное, чтобы она Леве с Диной ни о чем не проболталась. Иначе…

– Вот я и говорю тебе, дорогая, что на сердце у меня неспокойно! Не отвечает Дуськин мобильный, а ведь она должна была позвонить, отчитаться о «варианте Б»! Не могла же она удрать, ничего не сделав! Мы столько денег ей заплатили!

– Могла! Еще как могла! Но больше всего меня волнует, что Дина не отвечает! Я ей звоню, звоню весь вечер…

– Как, и она тоже? Господи, Лев тоже молчит! Говорю же, на сердце у меня…

– Валерьянки выпей и черной икрой заешь!

– Зачем ты так? Это наше общее дело!

– С трупешником ты придумала! Лишнее это было…

– Но искра! Ты сама говорила, что между ними обязательно должна проскочить искра, а для этого нужна настоящая опасность, настоящий криминал!

– «Искры» можно было добиться миллионом других, менее дурацких способов. В результате рыжая сволочь исчезла вместе с нашими деньгами, Дина пропала, Лев не отвечает, и что делать дальше – абсолютно непонятно! Из-за тебя, Кларунь, такое дело летит в тартарары!!

– Из-за меня?!

– Да! Ты вечно со всем мудришь! С черной икрой, со своим возрастом, с трупами, с… Вот чего ты ревешь? Чего ревешь, старая кляча, я спрашиваю? Если наше дело не выгорит, во всем виновата будешь ты, и только ты!

– Бросаю трубку! Не хочу тебя больше слушать! Бай!

– Ну и бросай! И я не могу! Бай-бай!

Клим пропал, как только увидел ее.

Как только дверь невозможно-желтого «Фольксвагена» распахнулась и из него выстрелили две длиннющих ноги в высоких сапогах на шпильках. Выстрелили так возмущенно, с таким темпераментом, что, даже толком еще не увидев ее, Клим понял – пропал. Вместе со своей смуглой красотой, идеальным телом, легким характером, нехилым бизнесом и неслабым имуществом.

Так выходить из машины могла только женщина его мечты.

И так орать.

И так трясти гривой светлых волос.

И так сверкать глазищами непонятно какого цвета, потому что гнев сделал их черными, как грозовая туча.