Незабываемое - читать онлайн книгу. Автор: Анна Ларина-Бухарина cтр.№ 81

Но спустя почти три десятилетия в своих воспоминаниях-интервью Николаевский вдруг поведал о разговорах с Бухариным во время его командировки. «Воспоминания» эти настолько обширны, что если бы беседы эти действительно происходили, то не оставили бы времени для деловых переговоров.

Фундаментом для создания задним числом воспоминаний о Бухарине послужили факты, хорошо известные Николаевскому-историку. Для того чтобы придать им видимость правдоподобия, Николаевский расцвечивает их красочными подробностями. В творческой фантазии отказать ему нельзя. Но в данном случае она неуместна. Лишь правдивые воспоминания о Бухарине представляют интерес. Фальшивые же вводят в заблуждение исследователей, особенно зарубежных, ознакомившихся с публикациями Николаевского. Так, например, произошло при освещении ряда моментов с американским советологом Стивеном Коэном, написавшим замечательную книгу «Бухарин и большевистская революция». Да и с другими авторами.

Николаевский пытается изобразить себя не политическим противником Бухарина, а его доверенным лицом.

Я уже говорила, что своим братом Николаевский заинтересовался при последней встрече с Н. И., происходившей в конце апреля 1936 года в моем присутствии. Что же пишет Николаевский в своих «воспоминаниях»-интервью?

«В первый вечер, когда он (Бухарин. — А.Л.) пришел ко мне, первыми его словами были: «Привет от Владимира». Позднее, когда Бухарин и я получили возможность говорить наедине, он добавил: «Вам шлет привет Алексей (Рыков. — А.Л.)»… Это дало тон нашим последующим беседам».

Так Николаевский использует свои родственные связи с Рыковым, чтобы в «воспоминаниях» придать разговорам с Бухариным характер доверительных бесед.

Стараясь показать свою близость к Бухарину, Николаевский сообщает в этом интервью, что в Амстердаме и Копенгагене, работая над документами Маркса и Энгельса, в свободное время Бухарин водил его по музеям. О посещении музея естественной истории в Амстердаме Николай Иванович мне с увлечением рассказывал. Там были ценнейшие коллекции бабочек. В Копенгагене хранилась большая часть документов Маркса и Энгельса, и Николаю Ивановичу пришлось много работать. О посещении музеев в Дании я ничего не слышала, возможно, это у меня выпало из памяти. Но, когда Николаевский рассказывает, что в Копенгагене, в музее, Н. И. наполнил портфель фотографиями картин старых мастеров, я вообще ставлю под сомнение пребывание Николаевского в Дании. Никакого портфеля у Н. И. не было, да и фотографий из Копенгагена в Париж он не привозил. Николай Иванович говорил мне, что из Вены в Данию и Голландию его сопровождал Фридрих Адлер. О Николаевском же в этой связи он не упоминал.

Когда точно знаешь, что человек лжет в большом, не веришь и в малом. Даже если Б. Николаевский в Голландии и Дании был, то почему свободное время Бухарин проводил с ним, а не с членами советской делегации по покупке архива? В Париже я наблюдала исключительно официальные отношения между Бухариным и Николаевским.

Я не собираюсь касаться всех вопросов, затронутых в импровизации Николаевского. Остановлюсь лишь на том, что меня особенно поразило.

Несмотря на то что Николаевский правдиво рассказывает о гуманистических устремлениях Бухарина, о том, что Бухарин называл социалистическим, или пролетарским, гуманизмом, противопоставляя фашизму (что Н. И. ярко выразил в последнем в своей жизни докладе, произнесенном в Париже), он придумывает в связи с этим многочисленные эпизоды и рассуждения, чуждые Бухарину. Николаевский выдает себя с головой, когда на вопрос интервьюеров, известны ли были Сталину эти идеи Бухарина, заявляет: «Существа взглядов Бухарина Сталин не мог не знать. Бухарин не только широко пропагандировал свои взгляды в рядах коммунистов, но и открыто писал о пролетарском гуманизме в печати».

Смехотворным представляется рассказ о разговоре Николаевского с Бухариным по поводу политического завещания Ленина (в широком смысле этого слова). Бухарин утверждал якобы, что оно состояло из двух частей: более короткой — о вождях и более длинной — о задачах партии, и пояснял Николаевскому, какие принципы Ленин считал нужным положить в основу политики. Бухарин будто бы обратил внимание Николаевского на две свои брошюры: «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз» (1925 г.) и «Политическое завещание Ленина» (1929 г.). Первая была написана в то время, когда взгляды Бухарина не оспаривались Сталиным и положение Бухарина, казалось, было прочно, поэтому, излагая взгляды Ленина, Бухарин не пользовался цитатами из его статей. «Политическое завещание Ленина» — речь на траурном заседании, посвященном пятой годовщине со дня смерти Ленина, когда Бухарин был уже под обстрелом Сталина. Поэтому Бухарин цитирует в ней последние работы Ленина. В этом и было главное различие между первой и второй брошюрами Бухарина.

Николаевский утверждает, что первую работу он не читал. Это дает ему возможность сконструировать целый разговор. Бухарин будто бы сообщил Николаевскому, что первая брошюра основана на личных беседах с Лениным, считавшим, что Бухарин лучше других сможет сформулировать его мысли, если Ленин не успеет этого сделать. Но Ленин успел изложить свои мысли в статьях «Странички из дневника», «О нашей революции», «О кооперации», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше да лучше». И разве Бухарину необходимо было тратить время, чтобы объяснять «малограмотному» историку, что в завещании Ленина была мысль о возможности прийти к социализму, не применяя насилия против крестьянства! Неужто Николаевский, великолепно знающий историю социал-демократического движения вообще и большевистской партии в частности, под каким бы углом зрения он ее ни рассматривал и с какой бы неприязнью ни относился к Ленину, самого Ленина не читал?!

Совершенно невероятно, чтобы больной Ленин вызывал к себе Бухарина и уводил в сад, несмотря на протесты жены и врачей. Это никак не соответствует характеру Бухарина, его отношению и к Владимиру Ильичу, и к Надежде Константиновне. Бухарин один из немногих бывал у Ленина и беседовал с ним в то время, когда тот уже был тяжело болен, но только тогда, когда это было разрешено врачами. Н. И. рассказывал мне, что однажды он вместе с Зиновьевым ездил в Горки и видел больного Ленина сквозь забор.

Но автор интервью сообщает со слов Бухарина не только о факте этих немыслимых бесед, но даже об их содержании. И речь будто бы шла главным образом о «лидерологии», о проблеме преемственности. Кого Ленин назвал своим преемником, Николаевский не сообщает. Такой разговор вообще не в традициях большевиков. Лидеров партии выдвинула история, но в те времена их называли — вожди партии, а не «Великий вождь», как это стало чуть позже.

Николаевский беззастенчиво извращает факты, касаясь вопроса о суде над правыми эсерами. Он утверждает, что Бухарин по собственной инициативе завел разговор об этом процессе, происходившем в июле-августе 1922 года, еще при жизни Ленина.

Б. Николаевский сообщает, что правых эсеров судили за борьбу в целях передачи власти Учредительному собранию. Однако о том, какими методами они пользовались, он умалчивает ^[97]. Меньшевики тоже боролись против разгона Учредительного собрания, но борьбу за свои взгляды вели исключительно пропагандистски, и за это их никто не судил.