Загубленная жизнь Евы Браун | Анжела Ламберт | страница 92 | LoveRead.ec

Как-то не верится, что окружавшие Гитлера женщины — прежде всего его секретарши — могли быть до такой степени наивны, что не осознавали происходящего. 11 июля 1943 года Борман выпустил циркуляр, запрещающий любое упоминание о геноциде, а уж тем более о количестве убитых. Слово «казнены» произносить не позволялось; евреи были «эвакуированы». Неосведомленность стала не только возможной, но и обязательной.

Траудль Юнге, давая интервью незадолго до своей смерти, сказала:

Мы никогда не видели в нем [то есть Гитлере] государственного мужа. Мы не принимали участия в его совещаниях. Нас звали, только когда он хотел продиктовать что-нибудь, и тогда он бывал так же обходителен, как в частной жизни. Наш кабинет, как в рейхсканцелярии, так и в бункерах, находился так далеко от командного штаба, что мы ни разу не видели и даже не слышали тех самых его припадков бешенства, о которых шептались все вокруг. Мы знали его расписание, кого он принимает, но этих посетителей видели крайне редко, разве что тех, кто иногда разделял с ним трапезы, где мы тоже присутствовали.

Совершенно точно, что Ева тоже никогда не сидела на министерских совещаниях: вот это было бы и вправду неслыханно. На подобные собрания допускались исключительно мужчины. Зато она составляла ядро личной жизни Гитлера: неужели до нее не доходили хотя бы обрывки информации, если не из его уст, то из разговоров за выпивкой или за ужином? Сегодня просто невозможно себе представить, как это жены людей, совершавших тяжелейшие военные преступления, могли оставаться в полном неведении. Но они не имели доступа к радио, не говоря уже о новостях ВВС. У них не было телевизора. Зарубежные газеты были запрещены, а немецкие полны преувеличений и лжи. Каждый обитатель Бергхофа знал, что чету фон Ширах отослали за то, что они усомнились в политике Гитлера. Впрочем, их изгнание большинство с энтузиазмом поддержало.

Для женщин сведения ограничивались тем, что они видели собственными глазами. А за пределы надежно защищенного Оберзальцберга мало кто из его обитательниц решался высовываться. Они предпочитали нежиться на солнышке на террасе и сплетничать за чашечкой кофе или ворковать над прелестными детишками собеседниц. Каждая поездка в Берхтесгаден становилась целым событием. Нужно было получить разрешение мужа воспользоваться его машиной с шофером, точно рассчитать время и взять с собой вооруженную охрану. Перемены в городе практически не бросались в глаза, разве что магазины, особенно магазины одежды, предлагали меньший ассортимент товаров, да для покупки продуктов требовались пайковые талоны. Кроме того, Борман установил строгие правила относительно того, какие заведения им разрешается посещать — только принадлежащие нацистам, что не всегда означало лучшие. Поскольку фрау Геббельс и Ева, фрау Геринг и фрау Гиммлер заказывали платья у частных портных — особенным их расположением пользовалась фирма Аурахера в Мюнхене, — а их запасы пищи щедро пополнялись продуктами с образцовой фермы Оберзальцберга, подобные трудности не слишком их затрагивали. Бергхоф являлся своего рода закрытой общиной. Люди намеренно отгораживались от неприятных сведений о тех, кому повезло меньше. Гитта Серени сообщает:

В частности, благодаря Шпееру я выяснила, до какой степени Гитлер оберегал круг людей, с которыми общался по-человечески. Ева Браун и прочие вообще ничего не знали. Его мало беспокоило, насколько осведомлены его генералы — это ему было совершенно безразлично, — но тех, с кем его объединяла эмоциональная привязанность, он решительно не желал просвещать.

Траудль Юнге, которая за последние два года войны провела с Гитлером, возможно, больше времени, чем Ева, описывала преследовавшее ее чувство оторванности от реального мира:

Гитлер не допускал, чтобы женщин его дома — четырех секретарш, молодых жен адъютантов, таких, как фон Белов, а также жен его приближенных, Шпеера и Брандта, — пугали всякими ужасами. До нас не доходили ни слухи, ни альтернативные точки зрения, в Бергхофе не появлялись ни враги, ни оппозиционеры. Единая установка, единое убеждение: все выражали одно и то же мнение одними и теми же словами. Мне пришлось участвовать в этом до горького конца, и только вернувшись к нормальной жизни, я осознала, что к чему. В то время меня терзало смутное беспокойство, неуловимое ощущение подавленности и тревоги [курсив мой. — А.Л.]. Но ежедневные встречи с Гитлером мешали мне разобраться в своих мыслях.

Действительно ли она терзалась беспокойством? К воспоминаниям бывших нацистов о муках совести всегда надо относиться с известной долей скептицизма.

Через сорок лет после окончания войны доктор Теодор Хупфауэр, ярый национал-социалист и правая рука Шпеера, говорил:

Не хочу иметь ничего общего с теми людьми, которые теперь заявляют, что не были нацистами, что на самом деле они сопротивлялись режиму. Я иногда прямо удивляюсь: кто же в таком случае голосовал за Гитлера и выиграл для него столько сражений? Сейчас выясняется, что чуть ли не вся Германия состояла из антифашистов. <…> То было невероятно волнующее время. Для людей моего возраста открывались неслыханные перспективы, и нам казалось, что нет ничего такого, чего мы не сумеем достичь.

В книге «До смертного часа» Траудль описала свою первую поездку на личном поезде Гитлера из «Волчьего логова» в Берлин после поступления на службу в его штаб в марте 1943 года:

Это заставило меня задуматься о других поездах, едущих в тот же момент по всей Германии, холодных и темных, везущих людей, которые голодают и не имеют возможности даже удобно сесть. Мне стало неловко. [Здесь она имеет в виду пассажирские поезда, а не те, что везли евреев в лагеря смерти, — о тех она не знала.] Легко вести войну, если не ощущать ее на собственной шкуре. Я смотрела, как сотрудники штаба Гитлера курят и выпивают, спокойные и веселые, довольные жизнью. Я надеялась, что все это делается только для того, чтобы поскорее закончить войну.

Звучит вполне искренне. Видимо, даже молодая женщина, прошедшая основательную обработку нацистской пропагандой, могла задуматься о контрасте между своей обустроенной жизнью и лишениями миллионов соотечественников. Ева была бы не способна на подобную реакцию, для нее она имела бы привкус предательства. Но Траудль эти мысли подтолкнули к рассуждениям об абсурдности своего положения и о парадоксе двусторонней личности Гитлера:

Нелегко воссоздать или представить себе то гипнотическое воздействие, которое Гитлер оказывал на всякого встречного. Даже его заклятые противники отмечали, что он излучал силу, неодолимо влекущую их к нему, хотя впоследствии их охватывало чувство стыда и вины за это. Такое впечатление часто производят люди, наделенные беспредельной властью, когда пускают в ход свое обаяние.

Именно обаяние или, что еще опаснее, харизма, а вовсе не эманация зла, — вот что больше всего бросалось в глаза при общении с Гитлером. Я сама никогда не могла понять, что такое он делает со всеми нами, включая генералов. Понимаете, это даже больше, чем харизма. Иногда, когда он уходил куда-нибудь без нас, словно бы дышать становилось труднее. Пропадал какой-то основополагающий элемент: не то электричество, не то кислород, не то ощущение жизни. Оставался… вакуум.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию

Загубленная жизнь Евы Браун - читать онлайн книгу. Автор: Анжела Ламберт cтр.№ 92

Онлайн книга - Загубленная жизнь Евы Браун | Автор книги - Анжела Ламберт