Загубленная жизнь Евы Браун - читать онлайн книгу. Автор: Анжела Ламберт cтр.№ 64

Гитлер позволял Еве больше, чем другим. Ей сходили с рук поддразнивания и упреки в его адрес, за которые Магду Геббельс или фрау Геринг отлучили бы от Бергхофа, по крайней мере, на время. Траудль Юнге пересказывает один такой эпизод. Ева показывала Гитлеру свои последние фотографии. Он начал тихонько насвистывать.

То, что Ева порой дерзила ему, является доказательством не только их близости, но и подспудной борьбы за власть, лежащей в основе многих устоявшихся союзов. Умение поддерживать в нем интерес и постоянно оживлять отношения делает честь ее эмоциональной чуткости. Их интимный мир был куда сложнее, чем можно предположить, хотя Алоис Винбауэр подошел близко к истине, написав в мемуарах о семье Браун: «В отношениях Гитлера и Евы присутствовал ярко выраженный элемент игры — возбуждающей и дерзкой, в которую гордая и проницательная женщина умеет играть с наслаждением». Ева иногда использовала их собак в качестве предлога для этой игры, добавляющей пикантности в совместную жизнь мужчины и женщины, даже если мужчина — Гитлер. Они в шутку соревновались за первенство своих собак. Собаки не ладили между собой, рычали и дрались, так что в комнате могли находиться либо два скотчтерьера Евы, Негус и Штази, либо Блонди, но не все вместе. Терьеры Евы застывали, словно геральдические животные, по обеим сторонам ее кресла, в котором она сидела, поджав под себя ноги, пока Гитлер говорил или спал. «Любящий собак фюрер иногда был вынужден вступаться за свою драгоценную овчарку и смиренно просить: «Можно я приведу Блонди, только на минуточку?» Ева Браун выводила своих собак, и Блонди получала разрешение войти». Блонди была собакой одного хозяина, никогда не подводила Гитлера, и он ее обожал. И все же он позволял двум вредным черным собачонкам Евы сидеть в тепле, пока несчастная, недоумевающая Блонди тосковала на террасе Бергхофа. Подобная уступка с его стороны дорогого стоит. И в очередной раз доказывает недооцененную власть Евы.

Гитлер был фанатично предан своим эльзасским овчаркам. Блонди, его любимица, была породистой собакой, красивой и умной. Обитатели Бергхофа поговаривали, что он любит ее больше, чем Еву. По крайней мере, на людях он точно проявлял больше нежности к своей собаке, лаская и целуя ее. Он научил Блонди нескольким трюкам и с удовольствием хвастался ее способностями. Порой она вела себя совсем как человек. На нескольких фотографиях Гитлер и Блонди смотрят вдаль через деревянную решетку, и позы их до смешного похожи. Она опирается лапами на прутья, а он наклоняется вперед, чтобы насладиться панорамой. На Рождество 1939 года ему подарили еще одну овчарку, девятимесячного щенка, которого он назвал Вольф. Но хотя Вольф вырос красивым темным псом, ему не удалось вытеснить Блонди из сердца Гитлера, и он редко появляется на фотографиях.

Гитлер требовал от собак рабского повиновения. Если Блонди не спешила выполнять его команду, ее ждало наказание в виде суровой порки. Потом он смягчался и бросался тискать скулящее животное с дурацкой приторной нежностью, приоткрывая ту уязвимую сторону натуры, которую немецкий народ так любил в себе и в нем. Его отношение к собакам раскрывает и жестокость, и слащавую сентиментальность. Сентиментальность, как подчеркнул Майкл Берли, «является самым недооцененным и самым существенным свойством нацистской Германии». Соответствующее немецкое прилагательное rührselig переводится как «тот, чью душу легко тронуть». Она совершенно иррациональна, в ней отсутствуют моральная или духовная твердость и какое бы то ни было чувство соразмерности. Всхлипывающий ребенок, отверженное или побитое животное, даже сломанный цветок трогают сентиментальную душу больше, чем судьба людей, подвергнутых мукам голода, пыткам и насилию. Жестокость — ее сиамский близнец. Две эти крайности уживались в Гитлере. Он упорно отказывался замечать страдание, причиняемое его расистской политикой. Он даже не навещал солдат, раненных на войне, которую он развязал и намеренно затягивал.

В долгосрочном союзе баланс постоянно меняется и развивается. Ева всегда оставалась в подчиненном положении, но в некоторых ситуациях Гитлер, нарушая собственные правила, позволял ей тешить себя иллюзией первенства (как в примере с собаками). В подобную игру играть могут только два безусловно доверяющих друг другу человека, чьи потаенные чувства не могут быть открыто выражены на публике, но требуют какого-то внешнего проявления. Отношения между полами зачастую представляют собой сложную борьбу за превосходство, и в паре любовник/любовница расстановка сил не всегда такова, как кажется. Значительная доля взаимного притяжения заключена в неоднозначности верховенства, во власти молодости и красоты над пожилым мужчиной, в интригующей секретности. Секретность — оружие обоюдоострое. Любовник ожидает от любовницы послушания и верности, оплачивая ее счета, давая деньги на одежду, покупая ей подарки. Но чем она занимается, пока он выполняет свой долг перед обществом, остается мучительной тайной, как Гитлер выяснил, сделавшись покровителем Гели.

На психологическом уровне Ева и Гитлер постоянно занимались неуловимым перетягиванием каната эмоционального — не сексуального — контроля, что повергло бы в изумление чопорных, негодующих нацистских жен, если бы им хватило проницательности это заметить. Гитлер всегда был доминирующим партнером и порой мог выказывать холодное пренебрежение, особенно поначалу, но когда они оставались наедине, Ева добивалась уступок. Внешне она представала образцом покорности и преданности, но тем временем потихоньку училась пользоваться своей властью над ним. Она тоже им манипулировала — немного, совсем чуть-чуть. Быть может, Гитлер позволял это, приписывая «женским штучкам», а может, и вовсе ни о чем не догадывался. По крайней мере, его окружение, всегда недооценивавшее ее, не догадывалось точно.

Психиатры называют такое поведение «пассивноагрессивным»: за кажущейся покорностью скрывается бунтарский дух. Эмоциональная связь хозяина и раба или покровителя и содержанки редко представляет собой однозначное подавление слабого сильным. Доминирующий любовник вечно ищет подтверждения, что женщина любит его безоглядно и по собственной воле. Даже диктатор никогда не может быть уверен до конца. В то же время он требует от нее полного подчинения. Этот парадокс — две несовместимые, противоречащие друг другу потребности — запускают механизм борьбы за власть. Постепенно, сам того не замечая, хозяин начинает впадать в зависимость от ее поклонения, пока не заходит в своем давлении слишком далеко. Тогда подчиненная партнерша либо заявляет о своих правах, либо перестает любить его. Чтобы держать ее в повиновении, он должен либо прибегнуть к принуждению, часто доходящему до издевательства (а в таком случае она уже не любит по доброй воле), либо пойти на уступки. Дюйм за дюймом ось власти сдвигается в сторону равенства, хотя окружающим кажется, что все остается по-прежнему.