Анна Иоанновна - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Курукин cтр.№ 87

В обыденной жизни Москвы незаметно, но прочно утвердились иноземные новшества. Дневник войскового подскарбия Якова Андреевича Марковича за 1728–1729 годы фиксирует удивительные для приезжего украинца, но уже обычные для москвичей детали: в Грановитой палате устраивались ассамблеи, можно было зайти в «кофейный дом», а о царских милостях и новостях из Лондона, Парижа, Вены и даже Лиссабона прочитать в газете. Летом и осенью 1731 года любопытствующие могли из «Санкт-Петербургских ведомостей» узнать помимо «официальных» сообщений о действиях коронованных особ, о других заграничных событиях:

«Из Парижа от 1 дня иуня… На прошедшей неделе осуждена в камморном суде некоторая богатая прикащическая жена из Пикардии, так что оная прежде повешена, а по том сосжена, а ея 2 сына живые лошадьми разорваны быть имеют. Ея преступление состоит в том, что она некотораго слугу обеим своим сыновьям убить велела, понеже он у нея с угрозитель-ными словами 500 ливров требовал, которые она ему за то, что он в ея соседстве некоторый двор зажёг, обещала» (17 июня).

«Из Митавы от 29 дня августа. С прибывшею ныне сюда почтою получено известие, что 25 дня сего месяца в Кенигсберге военных и вотчинных дел советник фон Шлублут во всём уборе, в платье, башмаках и чулках на новой пред военного и вотчинного коморою нарочно к тому пристроенной виселице повешен. Здесь обнадёживают, что притчиною его смерти суть захваченные от него казённые денги. При сём приключилось и сие нещастие, что некоторый кузнечный подмастерье, смотря сию эксекуцию с высокого места, упал и до смерти ушибся» (23 августа).

«Из Парижа от 5 дня ноября… Близ Витра в Шампании найдена на высоком дереве дикая женщина около 18 лет, но как она туда пришла, не известно. Она не ест ни хлеба, ниже варёного мяса, но питается токмо осиновым листвием, лягушками и сырым мясом, которое она с великим желанием глотает. Она бегает как заец и взлазывает на дерева в подобие кошке, о чём тамошний интендант королевскому двору известие подал» (22 ноября).

«Из Гаги от 14 дня ноября… Найденная во Франции дикая женщина есть зело хорошая обезьяна, которая пред несколькими годами от дука де Виллероа ушла, но помянутой женщине так подобна была, что разность между ними токмо по учинённом подлинном осмотрении изобретена…» (25 ноября).

Кажется, уже с момента появления в стране средств массовой информации «газетиры» стремились удивить читателя сенсациями и захватывающими подробностями уголовной хроники, напоминавшими, что вызывавшие живой интерес публики «эксекуции» имели место не только в «бироновской» России.

В повседневный обиход горожан вошли «Канарский цукор», оливки (четыре алтына за фунт), кофе (20 алтын за фунт). А вот доставляемый караванами из Китая чай был ещё дорог (шесть рублей за фунт) и несоизмерим по цене с таким нынешним деликатесом, как икра (пять копеек за фунт). Не только царедворцы, но и простые обыватели могли купить настоящую картину; натюрморт (как называли в то время, «битые птицы») шёл по 40 алтын. Менее искушённые в искусстве могли развлекаться карточной игрой «шнип-шнап» (немецкая колода предлагалась за восемь копеек). Для любителей более серьёзных занятий продавались учебники: первый отечественный курс истории «Синопсис» (стоил 50 копеек), «Политика» Аристотеля, «книжка об орденах» и «коронные конституции» Речи Посполитой. Можно было присмотреть в тележном ряду «английскую коляску», купить для слуг «немецкие кафтаны» по 2 рубля 25 копеек, а для хозяев — китайские фарфоровые чашки (50 копеек), «померанцевые деревья с плодами» (пять рублей) и приборы «barometrum» и «thermometrum» (за оба — полтора рубля) .

Печатные каталоги предлагали россиянам тысячи наменований книг на любой вкус, изданных в Нюрнберге, Гамбурге и Лейпциге . В 1740 году из Москвы в другие города и на ярмарки купцы везли «немецкие» суконные камзолы (по 2 рубля), шубы (3,5 рубля), «штаны замшеные» (1 рубль 30 копеек), сапоги (50 копеек пара) и чулки, мужские туфли и башмаки с башмачными пряжками, кортики, шпаги, ножны, шляпы из заячьего пуха (45 копек штука), пуговицы «волочёные» (2 рубля пара), перчатки замшевые (40 копеек пара), «юбки фижмен-ные» (65 копеек), чепцы мишурные и камчатные с мишурой (8 копеек), парчовые (50 копеек) и бархатные с золотным позументом (40 копеек), капоры камчатные с серебряными сетками (35 копеек), золотые и серебряные сетки для причёсок, пудру . Не только в столицах, но и в провинции можно было приобрести селёдку «амбурку», заморский сахар (по семь рублей с полтиной за пуд) и даже готовые камзол со штанами на немецкий манер (за полтора-два рубля). В Петербурге появился модный трактир купца Иберкампфа; «устерсы» стали популярной закуской, и купцы скоро сбили цены на них с пяти до двух рублей за сотню. В 1736 году купец Иоганн Дальман бойко торговал «цитронами» по три-четыре рубля за сотню и продавал бутылку отличного шампанского или бургундского вина по 50 копеек.

Как показала перепись населения Немецкой слободы 1745–1747 годов, немцы оставались самой многочисленной группой иностранных ремесленников Москвы: 30 из 60 ювелиров, работавших с золотом, и 20 из 27 серебряников; 20 из 26 портных и трое из десяти парикмахеров (в отличие от цирюльников, занимались изготовлением париков); сапожники, башмачники, перчаточники, шляпники, седельники, каретники, позументщики… В стихах Антиоха Кантемира упоминается модный портной из Берлина Рекс. Славились также переплётчик из Гданьска Г. Реш, замшевый мастер саксонец И. Фриш, каретник И. Шредер. Возникли династии немецких ювелиров (Прейс, Рудолф, Мартене, Клосс, Box, Сиверс), изготавливавших для продажи в Серебряном ряду через посредников (русских мастеров и торговцев) посуду как «на московское дело» (традиционной русской формы), так и по новым «немецким образцам» .

С потоком товаров и людей в Россию проникали не только книги и барометры, но и иные плоды цивилизации, в том числе бордельный промысел. В 1750 году императрица Елизавета начала первую в отечественной истории кампанию против «непотребства». Тогда и выяснилось, что владелица фешенебельного публичного дома Анна Кунигунда Фелькер (более известная под именем Дрезденша) начала трудовую деятельность при Анне Иоанновне, когда явилась в Петербург «в услужение» к майору Бирону, брату фаворита . Утешив должным образом майора, бойкая особа вышла замуж за другого офицера, а когда тот оставил её без средств, занялась сводничеством, что в большом военном городе позволило накопить первоначальный капитал и открыть настоящее увеселительное заведение с интернациональным персоналом.

И всё же, несмотря на известные издержки, к 1730-м годам изменения стали необратимыми. Потребность в образованных людях была настолько велика, что по-прежнему предписывалось «имати в школы неволею». Основанные Петром I училища продолжали свою деятельность, невзирая на скудость отпускаемых средств и суровые порядки. По ведомости 1729 года в московских Спасских школах обучались 259 человек. Из них «бежали на Сухареву башню в математическую школу в ученики 4… из философии бежал в Сибирь 1, из риторики гуляют 3, из пиитики 2». Отставные гвардейские солдаты и унтеры под страхом военного суда давали подписку: «…в бытность в доме своём… будет носить немецкое платье и шпагу и бороду брить. А где не случитца таких людей, хто брить умеет, то подстригать ножницами до плоти в каждую неделю по дважды и содержать себя всегда в чистоте, так как в полку служил».