Мария Федоровна - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Кудрина cтр.№ 129

Страница

На протяжении 1918–1919 годов были уничтожены восемнадцать членов семьи Романовых, девятнадцатым был не имеющий к ним прямого отношения князь Палей.

В те страшные дни, когда черная мгла опустилась на Россию, преступная большевистская власть уничтожала не только представителей царской династии, но и тех русских людей, которые были преданы царю и отечеству. Одним из таких людей был доктор царской семьи Евгений Сергеевич Боткин. Накануне трагедии в Ипатьевском доме убийцы предложили ему спастись. Его ответ поразил палачей: «Я дал царю мое честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как я могу это совместить с моей совестью?.. Там, в том доме цветут великие души России, которые облиты грязью политиков. Я благодарю вас, господа, но я остаюсь с царем».

В ответ убийцы приказали Евгению Сергеевичу самому разбудить царя и его семью в ночь на 17 июля 1918 года. Боткин был расстрелян вместе с членами царской семьи. На руднике в урочище Четырех Братьев следователь Н. А. Соколов среди вещей погибших от рук палачей нашел два стекла от пенсне, запонку от воротничка, обгорелую маленькую щеточку для усов и бороды, держатель для галстука и искусственную челюсть — все это, как установило следствие, принадлежало покойному доктору Е. С. Боткину.

Через несколько дней после взятия Екатеринбурга неподалеку от тюрьмы были найдены два трупа. Здесь же была обнаружена расписка на имя гражданина Долгорукова в получении 80 тысяч рублей. Воспитатель царских детей Жильяр, находившийся в то время в Екатеринбурге, писал: «По описаниям свидетелей очень вероятно, что это было тело князя Василия Александровича Долгорукова. Что касается другого, есть все основания думать, что оно было телом генерала Татищева».

Как В. А. Долгоруков, так и И. Л. Татищев были среди тех тридцати восьми человек, которые добровольно отправились в Сибирь вместе с арестованным царем и его семьей. В. А. Долгоруков, князь, генерал-майор свиты, во время войны состоял при Николае II в Ставке. Граф И. Л. Татищев, генерал-адъютант великого князя Владимира Александровича, был расстрелян 10 июля 1918 года. «И тот, и другой, — писал в своих воспоминаниях Жильяр, — умерли, как они это и предвидели, за своего Государя. Генерал Татищев говорил мне однажды в Тобольске: „Я знаю, что я не выйду из этого живым. Я молю только об одном, — чтобы меня не разлучали с Государем и дали мне умереть вместе с ним“. Он даже не получил этого последнего утешения».

Графиня Тендрякова и госпожа Шнейдер через несколько дней после убийства царской семьи были увезены из Екатеринбурга в Пермь и в ночь на 4 сентября 1918 года расстреляны. Их тела были найдены и опознаны 7 мая 1919 года, захоронены на местном кладбище.

Матрос К. Г. Нагорный, состоявший при цесаревиче, и лакей И. С. Седнев были расстреляны в окрестностях Екатеринбурга. В начале июня 1918 года их тела были найдены и захоронены.

Среди верных и преданных царю людей, погибших в те роковые для России годы, были люди разного происхождения, разного социального положения, разной национальной принадлежности. Здесь были генералы, графини, врачи, преподаватели, воспитатели, офицеры, повара, простые матросы. Это были люди православные, верившие в Бога, Царя и Отечество. Они без колебаний пожертвовали жизнью и мужественно пошли на смерть, «а между тем, — как замечает в своей книге П. Жильяр, — матросу (имеется в виду К. Нагорный. — Ю. К.) стоило сказать одно слово, чтобы спастись: ему достаточно было отречься от своего Государя. Этого слова он не сказал. Они поступили так потому, что уже давно в глубине простых и пламенных сердец обрекли свои жизни в жертву тем, которых любили и которые сумели создать в окружающих столько привязанности, мужества и самоотвержения».

Русский поэт С. С. Бехтеев, узнавший о гибели царя и его семьи в Севастополе в 1920 году, посвятил стихотворение «Жизнь за царя» русскому матросу К. Г. Нагорному, который позволил себе выразить протест против изъятия у цесаревича Алексея висевшей над его кроватью иконы:

«Та страна, что могла быть раем, стала логовищем огня…»

Наступило 6 августа 1918 года, праздник Преображения Господня. Снова жаркий августовский день. Марии Федоровне нездоровилось. Она ощущала полный упадок сил и желудочные недомогания. 7 августа императрицу навестила дочь Ксения с сыном Васей и прочитала ей напечатанные в одной из газет отрывки из дневников Николая II — «моего бедного Ники, которые негодяи украли у него, а теперь публикуют», — как записала Мария Федоровна. Из этой информации нетрудно было сделать вывод, что дневники и вещи бывшего императора уже попали в чужие руки. Мария Федоровна и здесь почувствовала, что с сыном и его семьей произошло самое непоправимое. «Что же, — замечала она, — тем хуже для них, ведь записи свидетельствуют о том, как сильно крепок он духом, что произведет глубокое впечатление на людей и заставит их еще лучше понять, как гнусно с ним поступили и кого народ лишился».

В эти дни Марию Федоровну в Крыму неожиданно навестили ее датские соотечественники. Среди них был офицер Колдинг, который уже в течение трех месяцев служил в Камчатском полку. 9 августа приехала сестра милосердия фрёкен Люткен. «Такое неожиданное, но весьма приятное общество собралось за столом, и я воистину порадовалась возможности наконец-то услышать родную речь и поговорить на родном языке». Однако гостям не удалось полюбоваться великолепными крымскими видами: Ай-Петри была затянута тучами, вечер был удушливо жарким, и неожиданно поднялся ураганный ветер. «Когда я возвращалась домой, перед глазами предстала жуткая картина — море вдруг стало совсем черным и пролетавшие над ним вихри поднимали и гнали пенящиеся валы, один за другим накатывавшиеся на берег и грозившие затопить водокачку».

12 августа с визитом прибыл датский лейтенант Нюборг. До этого он был в Ростове и в Сибири, но сейчас приехал с Кавказа и поведал Марии Федоровне трогательную историю своего спасения. «Он находился в рядах Добровольческой армии, и его собирались расстрелять, но один русский матрос из Гв[ардейского] эк[ипажа], услышав, что он датчанин, спас его. Он ходил в северных широтах и много раз бывал в Копенгагене], в том числе и в Тиволи (увеселительный парк в Копенгагене. — Ю. К.)».

15 августа к Марии Федоровне приехала еще одна молодая датчанка — фрёкен Лассен. Она привезла письма, которые были переданы ей молодым бароном Веделем Ведельсбергом, который служил в Москве в российско-датской торговой фирме. Это были письма от датских родственников: сестры и племянников Тюры, Ингеборг, Дагмар и от Ольги Хейден из Павловска.

Страница