Мария Федоровна - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Кудрина cтр.№ 127

Я хочу, однако, высказать здесь мое глубокое убеждение: невозможно, чтобы те, о которых я говорил, напрасно претерпели свое мученичество. Я не знаю ни того, когда это будет, ни как это произойдет, но, без сомнения, настанет день, когда озверение потонет в им самим вызванном потоке крови, а человечество извлечет из воспоминаний об их страданиях непобедимую силу для нравственного исправления».

21 июля, через четыре дня после убийства, как явствует из докладной записки следователя по особым делам Н. Соколова, по Екатеринбургу были расклеены объявления, извещавшие, что «жена и сын бывшего императора отправлены в надежное место». Одни газеты сообщали об убийстве только царя, другие — всей семьи, третьи — что всю семью удалось спасти.

Документы, находящиеся в настоящее время в руках исследователей, в частности из архива следователя Н. Соколова (в том числе шифрованная телеграмма председателя Исполкома Уральского областного совета А. Г. Белобородова на имя секретаря Совета народных комиссаров Н. П. Горбунова от 17 июля 1918 года, гласившая: «Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу. Официально семья погибнет при эвакуации»), свидетельствуют о том, что задолго до убийства царской семьи шла целенаправленная подготовка этого убийства.

18 июля на заседании Совнаркома было заслушано заявление председателя ЦИК Свердлова о казни Николая II по приговору Екатеринбургского совдепа. Ленин, естественно, имел подлинную информацию о гибели всей царской семьи. Дневники Л. Троцкого, протоколы заседаний Совнаркома и Президиума ВЦИК от января — апреля 1918 года позволяют утверждать, что советское правительство думало о проведении открытого суда над Николаем II и давало указание о подготовке необходимых материалов. Троцкий предлагал открытый судебный процесс, который должен был развернуть картину всего царствования (крестьянская, рабочая, национальная, культурная политика, две войны и пр.). Ленин откликнулся в том смысле, что это было бы очень хорошо, если бы было осуществимо, но времени может не хватить. Как далее свидетельствует Троцкий, решение о казни царя было принято в июле 1918 года.

Решающая роль Ленина в убийстве царской семьи подтверждается и многими его соратниками, в том числе В. Молотовым. «Не будьте наивным, — сказал Молотов Ф. Чуеву, — без Ленина никто на себя не взял бы такое решение».

Когда Троцкий возвращался из фронтовой поездки и узнал, что царская семья убита, он спросил Свердлова: «Что — все?» Свердлов ответил: «Ильич и я так решили. Он не хотел оставлять белым живых символов».

Ложь и дезинформация со стороны лидеров большевистской верхушки доходили до абсурда: когда американские журналисты спросили наркома иностранных дел Г. В. Чичерина, что произошло с императором и его семьей, он не нашел ничего лучшего, как ответить, будто прочел в американских газетах, что великие княжны живы и здоровы и находятся в Америке.

В подобном же духе были выдержаны в тот период и заявления советского посла в Берлине Адольфа Иоффе, который на вопрос о возможном выезде из Крыма в Данию вдовствующей императрицы Марии Федоровны заявил, что все без исключения Романовы должны оставаться в России во имя спасения их жизней. В сохранившемся в российских архивах его письме на имя В. И. Ленина от 21 июня 1918 года говорится: «Невозможно работать, если не знать, что происходит в России… Что делается с б[ывшим] Царем — я ничего не знаю. Кюльман — министр иностранных дел Германии вчера об этом заговорил, и я сказал ему, что не имею никаких сведений, почти не сомневаюсь в том, что его убьют, ибо на Урале германофобское настроение, Царя считают немцем, чехословацкое восстание еще более вызывает германофобство, и, кажется, поэтому там не смогут справиться — произойдет подобная расправа. Не доказывая, что это нам страшно навредит, я доказывал, что мы будем невиновны, а вина падет на случай. Если действительно что-нибудь произойдет, можно опубликовать вполне убедительный сериал, доказывающий нашу непричастность…»

Большевистские лидеры, распространяя дезинформацию о гибели царской семьи, не считали нужным снабжать достоверной информацией о событиях, происходивших в России, и своих представителей за границей, в частности и Адольфа Иоффе. Как свидетельствуют архивные документы, на запрос Иоффе о расстреле императорской семьи Ф. Дзержинский ответил, что сам Ленин запретил информировать его об этом. «Пусть уж лучше Иоффе ничего не знает, — сказал он, — ему будет легче лгать». В телеграмме, также находящейся в архиве следователя Соколова и составленной в ответ на запрос датской газеты «National Tidende» о судьбе царской семьи и датированной 16 июля 1918 года, говорилось: «Слух ложен. Экс-царь жив. Все слухи только ложь капиталистической прессы. Ленин».

Из всего сказанного можно понять, что испытывала императрица Мария Федоровна в июльские дни 1918 года, когда к ней в Крым поступала страшная информация, носившая крайне противоречивый характер.

18 июля императрица практически всю ночь не сомкнула глаз. 19 июля, в четверг, в первую половину дня произошло весьма неожиданное, прямо мистическое событие. После завтрака откуда ни возьмись появились цыгане и стали приставать к Марии Федоровне с гаданием. «Они, — писала императрица в дневнике, — желали непременно погадать мне, и, хотя я отказывалась, одна из них уже успела разложить карты и стала требовать денег». Напуганная Мария Федоровна позвала адмирала Вяземского, и ему удалось прогнать цыган. Вяземский был очень разгневан, но вместе с тем и обеспокоен. По всей вероятности, он тоже заподозрил что-то неладное в этой ситуации.

Чувствовала ли мать в глубине души, что с ее сыном и его семьей уже произошло самое страшное, или нет, — трудно сказать. Если да, тогда можно только предположить, что их души — душа матери и душа сына — разговаривали в ту роковую ночь друг с другом. 17 июля Мария Федоровна записала в дневнике: «Боже, спаси моего бед[ного] несчас[тного] Ники, помоги ему в его тяжких испытаниях!» Судя по дневниковым записям, императрице в те дни было известно, что чекисты бросили в тюрьму верных слуг царской семьи, последовавших за ними добровольно в Сибирь: генерал-майора свиты Василия Александровича Долгорукова, графиню Анастасию Васильевну Гендрикову — фрейлину императрицы Александры Федоровны, Екатерину Адольфовну Шнейдер — гофлектрису императрицы Александры Федоровны, придворного хирурга Владимира Николаевича Деревянко, бывшего в течение многих лет личным врачом цесаревича Алексея.

Наступило 21 июля. С невероятной быстротой отовсюду поступали слухи об убийстве царя и его семьи. «Распространяются страшные слухи о судьбе нашего любимого Ники. Не могу и не хочу им верить, но просто не представляю, как я смогу вынести такое напряжение!.. В 4 часа пополудни встретилась с Орловым. На его взгляд, все эти ложные известия распространяются специально. Дай-то Бог!»

22 июля был день именин Марии Федоровны. Отягощенная дурными предчувствиями, она не хотела никого видеть. В этот трудный день только своему дневнику она доверила всю горечь своего отчаяния: «22 июля. Воскресенье. Печальный день моих именин! Не имела никакого желания видеть кого-либо, хотя многие добрые люди хотели прийти с поздравлениями. Я была тронута этим, но так и не отблагодарила их. Мне прислали множество цветов, целые корзины из Симеиза, из Ялты, от лицеистов, от Гужона и т. п… Была с детьми в церкви, с удивлением услышала, что священник молится за меня. Господи Боже, внемли же моим молитвам, спаси и сохрани моего несчастного Ники! От него по-прежнему никаких вестей, только гуляют страшные слухи».