Деградация и деграданты. История социальной деградации и механизмы ее преодоления - читать онлайн книгу. Автор: Борис Шапталов cтр.№ 57

Речь Посполитая стала складываться, когда на польский трон в 1447 г. был избран Казимир IV. В 1454 г. шляхта предъявила требования в духе западноевропейских вольнолюбивых веяний. Казимир их удовлетворил, издав, так называемый, Нешавский статут. В Польше фактически вводилось конституционное правление с королем в качестве своеобразного президента. Польские короли во второй половине XVI века потеряли право наследования, каждый новый глава государства должен был избираться всеобщим голосованием шляхты.

Воеводства (административные единицы государства) получали значительную автономию. Права законодательства и местного управления переходили в руки воеводских Сеймов, в том числе право установления и сбора местных налогов. Это должно было препятствовать злоупотреблениям в налоговой политике. Комплектование войска также переходило под юрисдикцию воеводских собраний.

Отныне каждый шляхтич имел право участвовать в решении государственных вопросов. Казалось бы, что еще надо для расцвета государства? Однако вместо прогресса вскоре обозначился упадок государства. После кратковременного подъема одного из самых больших по территории европейского государства уже по второй половине XVI века начался спад. В XVIII веке бессильная Речь Посполитая стала игрушкой других держав. Короли фактически назначались из-за рубежа, как это было с Лещинским и Понятовским. У правящего класса не хватало того, что называют «политической волей». Все утопало в бесконечных спорах враждующих фракций. В итоге, вследствие внутреннего разложения, соседи Речи Посполитой, абсолютистские монархии (Австрия, Пруссия, Россия) разделили между собой ее территорию. Польша потеряла независимость.

Итак «плохие», с либеральной точки зрения авторитарные государства, без труда поглотили «хорошую» по объемам свобод конституционную монархическую полуреспублику. Означает ли это качественное превосходство деспотизма над демократией? Нет, потому что в это же время Англия, Голландия, а вскоре и Соединенные Штаты, демонстрировали уверенную поступь. В чем же заключалась разница между ними и Речью Посполитой? Почему для одних демократия оказалась благом, а для другого государства — прологом к потере независимости?

Все зависит от направления задействованной энергии. Если свободы направлены на удовлетворение клановых, узкогрупповых интересов, то результаты для страны всегда плачевны. Через это прошла и Россия в 1990-е годы, превратившись на время в «Речь Посполитую». Если же свободы направлены на мобилизацию национальных сил во имя общих задач, пусть и реализуемых частными группами и отдельными индивидами, то следствием является успех, подобно тому, как произошло в Англии, Голландии и США. Историческая практика не подтверждает тезис о «самоценности» свобод, будто они хороши сами по себе.

Человеческое общество с первобытных времен эволюционировало через разные формы коллектива. В племени сообща охотились, вели совместную общинную жизнь, и казалось, что иного пути нет и быть не может, ведь вместе легче выживать. Так продолжалось до тех пор, пока на берегах Средиземного моря ни возник принципиально иной вариант социальной эволюции, основанный на частной собственности. Казалось бы, какая разница пашет ли некто на общественном поле или на только ему принадлежащем участке? Но это привело к появлению нового типа социума, названного позже демократией. Она явила собой парадоксы, понять которые оказалось весьма затруднительно. Например, в условиях коллективного владения землей и общинной жизни логичным был бы процесс укрепления института выборности и общих собраний по выработке решений. Вместо этого, коллективизм почему-то приводил к возникновению деспотии — власти немногих или даже одного лица, к тому же обожествляемого. И коллектив ничего с этой тенденцией поделать не мог. При социализме, вопреки официальной доктрине, вместо народовластия закрепилась власть немногих. Точно так же логично было бы предположить, что противостояние частных интересов (война всех против всех) закончится формированием царской власти. Ведь надо же как-то привести разнородные интересы к общему знаменателю! Однако почему-то именно индивидуальный интерес частных собственников приводил к появлению выборных форм власти. Антилогичность этого была настолько очевидной, что множество светлых умов взялись опровергнуть этот парадокс: коллективизм должен быть демократией, а не наоборот! Последовала цепь экспериментов с одинаковым негативным результатом. «Не получилось в этой стране? Это потому что оказалось много внешних врагов. И во второй стране не получилось? Ну, это потому что там оказалось много внутренних врагов. И в третьей родилась все та же вождистская власть? Ну, это потому, что социальные архитекторы неправильно трактовали наши теоретические разработки. Ведь на бумаге все получилось».

Другие пошли иным путем. Они стали доказывать, что самодержавное правление — это не так уж и плохо. Под отцовской дланью просвещенного правителя народ может процветать, наслаждаясь политическим и идеологическим единством. А демократия есть бездуховная, торгашеская система, противоречащая светлым идеалам добровольного рабства.

С обоснованием этой «теории» ныне в России выходит по нескольку книг ежегодно. Этот тренд вызван одним обстоятельством — опасениями за будущее существование государства и нации. Выход видится в усилении «авторитарного коллективизма»: власти одного (немногих) над всеми через подчинение индивидуальных интересов одной цели — выживания страны. Для этого надо подавить процессы деградации, в том числе, от- части идущие с Запада. Если негатив проникает с либерального Запада — значит, надо противопоставить ему антидемократию, украсив такое предложение идеологическими виньетками, вроде посулов «социальной справедливости» и «духовности», которые якобы воцарятся в антидемократическом государстве. И дело даже не в показательных попытках, предпринятых в Италии при Муссолини и в Германии при Гитлере. (Как сказал один нацист: «В обществе назрело желание отдать власть человеку, который сказал бы: "У нас все получится"».) Там авторитаризм и достигнутое национальное единение и вправду сначала привели к большим успехам, но потом выяснилось, что общество является заложников таких вождей. И они способны ввергнуть народы в катастрофу. Хотя, конечно, передача власти диктатору, способному принять жесткие меры — наиболее простой и «очевидный» ход, который приходит на ум. Однако исторический опыт десятков государств свидетельствует, что, подобно гриппу, заразиться деградацией может любое общество с любым политическим и идеологическим строем; что никакой панацеи от деградации нет, и как лечить такую заразу толком неизвестно, хотя бы потому, что науке мало известно о возникновении и развитии этой социальной болезни и способах ее лечения. Поэтому и демократия, и авторитарная диктатура могут привести к одной гибельной пропасти.

Любое общество, как и подобает сложному живому организму, порождает немалое число проблем. В ряду разного рода негативов особое место занимает проблема суицида социосистемы, когда правящий класс по каким-то причинам берет курс на разрушение своего государства. Такая тенденция обозначилась в эпоху Римской империи, во время правления Тиберия, Калигулы, Нерона и прочих «странных» императоров, своими безумствами разрушавших саму идею благотворности и величия римского государства. Так было во Франции во второй половине XVIII века, когда политика правящей элиты была самоохарактеризована знаменитым афоризмом Людовика XV: «После нас хоть потоп!» Так было в Речи Посполитой в XVII–XVIII вв., когда шляхетская вольница блокировала нормальную деятельность государственной власти, что сделало страну беззащитной перед внешними опасностями. Дважды кончала самоубийством власть в России — в 1917 г. и на рубеже 1980-90-х гг. Государства Николая II и Горбачева погубила не деятельность революционеров, не происки зарубежных разведок. Правящая клика сама взгромоздила себя на эшафот, накинула петлю на шею и только выбить табуретку из-под ног «пригласила» оппозиционные силы, что они с удовольствием и сделали. Без этого подарка шансов у оппозиции победить режим ни в 1917, ни в 1980-х гг. не было. Как нет таких шансов у оппозиции на Кубе, в КНР или в КНДР и в любой другой стране. Оппозиция победит, если это ей позволит сама власть.