Горожане медленно отрывались от своих мужчин и смотрели на Ричарда и стоящих рядом с ним. Лорд Рал и Кэлен улыбались, радуясь счастью уилтертонцев. Люди медленно подходили ближе, улыбаясь, рассматривая Ричарда и его спутников, словно странных созданий из далеких стран.
Берни повис на руке Энсона. Остальные тоже попали в крепкие объятия сограждан. Но один за другим бандакарцы высвобождались из любящих рук и стали собирать за спиной Ричарда и Кэлен.
— Мы так рады, что вы вернулись домой, — говорили жители своим защитникам. — Наконец-то вы вернулись.
— Теперь мы все снова вместе! — воскликнул Берни.
— Мы не можем остаться, — обратился к горожанам Энсон.
Все замолчали.
Берни, как и многие другие, выглядел несчастным.
— Что?
По толпе прокатился тревожный шепот. Всех потрясло известие о том, что мужчины не собираются оставаться дома.
— Люди Бандакара все еще находятся во власти злых сил Имперского Ордена. Вы стали свободными этой ночью, но остальные жители Бандакара также заслуживают свободы. Лорд Рал и его жена, Мать-Исповедница, стоят перед вами. Посмотрите, рядом их верный друг и защитник Кара, сестра лорда Рала Дженнсен, и Том, тоже их друг и защитник. Они согласны помочь нам, но им не справится с врагом одним. Мы должны тоже принять участие в битве. Это наша земля, и, что более важно, по всей стране страдают наши люди, наши любимые.
— Оуэн, ты не должен поддерживать насилие, — сказал старик. В свете обретенной свободы, это высказывание казалось вызванным скорее чувством долга, чем глубокой убежденностью. — Ты начал круг насилия. Это неправильно.
— Мы поговорим с вами перед уходом, чтобы вы, также как и мы, смогли все понять, — убеждающе произнес бывший Говорящий Уилтертона. — Нам надо делать это, чтобы по-настоящему освободиться от насилия и жестокости. Лорд Рал показал нам, что насилие совершается не потому, что мы захотели вернуть себе право распоряжаться своей жизнью. Враги мучили и убивали нас потому, что нам не хватало смелости сделать необходимое: сопротивляться, сокрушить и разгромить войско убийц нашего народа. Если вы останетесь верны долгу перед собой и теми, кого вы любите, вы разобьете врага, да так, что он долго не сможет причинить вам никакого вреда. Тогда не будет никакого круга насилия, будет конец насилия. Тогда и только тогда воцарятся истинный мир и свобода.
— Подобные действия никогда не приводят к хорошему, только провоцируют насилие, — возразил старик.
— Оглянись вокруг, — ответил Энсон. — Этой ночью насилие не началось, а закончилось. Насилие прекратилось, когда умерли те, кто его совершал.
Люди кивали друг другу. Внезапное освобождение из когтей ужаса, насаждаемого Имперским Орденом, вырвало их из темноты заблуждения. Радость восторжествовала над страхом. Они смотрели на мир отрытыми глазами.
— Вы должны понять то, что удалось понять нам, — продолжал Оуэн. — Поверьте, ничто не возвращается. То, что у нас позади, осталось далеко в прошлом.
Ричард заметил, что пришедшие с ним люди больше не сутулятся. Они стояли, высоко подняв головы.
— Мы выбрали жизнь, — сказал Оуэн, показав на своих друзей, стоящих с оружием в руках. — Поступив так, мы обрели истинную свободу.
— Думаю, мы все выбрали, — согласился старик.
Глава 49
Зедд нахмурился, пытаясь сконцентрироваться на предмете, который сестра Тахира положила перед ним на стол. Он поднял глаза, посмотрел на сестру, на ее недовольное лицо, украшенное горбатым носом.
— Ну? — потребовала она.
Зедд посмотрел вниз на лежащую перед ним вещь. Это был покрытый кожей шар, раскрашенный голубыми и розовыми зигзагами.
Что же это такое, настолько знакомое, и настолько далеко запрятанное в памяти?
Он моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Шея сильно болела. Один из отцов, услышав как в соседней палатке кричит от боли его малыш, схватил Зедда за волосы и потащил его прочь от других родителей, которые, толкая и хватая мужчину, стремились сами добраться до старика. Мышцы на шее были потянуты, поэтому поднимать голову было невыносимо больно. Но эта боль не шла ни в какое сравнение с пытками, которые пришлись на долю ребенка.
В палатке, освещенной несколькими подвешенными на столбы лампами, царил сумрак. Зедду казалось, что его отрывает от земли и кружит. Воняло. Жара и влажность сами по себе приносили запахи, но смешиваясь, они производили ужасную вонь. Зедд чувствовал, что может потерять сознание.
С того момента, когда он спал в последний раз, прошло уже очень много времени, и старый волшебник не мог припомнить, когда ему удавалось прилечь. Он мог поспать только иногда, задремав на стуле, пока сестра Тахира искала в повозке очередной магический предмет, или когда она отправлялась спать, а следующая сестра еще не успевала прийти ей на смену и продолжить работу по составлению каталога награбленного в Башне. Такие передышки никогда не длились дольше нескольких минут. Стражники получили приказ не давать ему и Эди спать.
Наконец ребенок замолк. Крик боли прекратился, по крайней мере до тех пор, пока Зедд будет сотрудничать. До тех пор пока он продвигается вперед, у родителей есть надежда.
Внезапная вспышка боли разорвалась в голове старика, отбросив его назад. Стул вылетел из-под него, и он упал на пол. Поскольку руки были скованы за спиной, Зедд не мог ничего сделать, чтобы смягчить падение, и сильно ударился. В ушах зазвенело, не столько из-за того, что он упал на пол, сколько от удара, который нанесла ему сестра с помощью Рада-Хань.
Зедд ненавидел подобные нечестные приемы, а сестры Тьмы, не смущаясь, их применяли. Рада-Хань не позволял ему пользоваться даром, так что волшебник не мог им защищаться. Наоборот, сестры использовали дар Зедда против него самого.
Для того чтобы сестра впала в ярость, довольно было малого. Многие из этих женщин когда-то были добрыми и хотели посвятить свою жизнь помощи другим людям. Джегань поработил их. Теперь они выполняли его приказы. Даже если они когда-то и были ласковы и нежны, теперь, как было известно Зедду, сестры старались на шаг опережать жесткую дисциплину, предписанную Джеганем. Их собственная дисциплина могла быть мучительно жестокой. Сестры должны были добиться результата, сноходца не устроили бы оправдания в том, что с Зеддом возникли трудности. Преодолеть все трудности и сломить волю старика было задачей сестер.
Зедд увидел Эди, тоже брошенную на землю. Она вытерпела те же наказания, что и он. Старик больше страдал за нее, нежели за себя.
Стоявшие в стороне солдаты подошли к стулу и опустили на него Зедда. Он не мог подняться сам из-за связанных у него за спиной рук. Подручные Джеганя с такой силой усадили старика на стул, что из его легких вырвался вздох.
— Ну, — потребовала сестра Тахира. — Что это?
Зедд наклонился и посмотрел на круглый предмет, лежавший напротив него в центре стола. Смутные голубые и розовые линии на нем изгибались зигзагами, вызывая глубокие чувства. Он подумал, что эта вещь должна быть ему знакома.