Пуговицы - читать онлайн книгу. Автор: Ирэн Роздобудько cтр.№ 23

— Лиза, — сказал я. — Лиза, ты не узнала меня?…

8

…Потом я говорил много и бестолково, видя перед собой ее округлившиеся глаза. Я не давал ей опомниться, ибо боялся услышать даже звук ее голоса. «Я любил тебя всю жизнь… — вот к чему сводилась вся моя бессвязная тирада. — Кто из многочисленных людей, встретившихся тебе на пути, может повторить такое вслед за мной? Уверен — никто. Потому что это — безумие. Помнишь, так ты назвала свой первый фильм?… Но это — добровольное безумие, потому что я не хотел и не мог забыть тебя. Всех я сравнивал с тобой, и перед этим сравнением проигрывали любые, даже очень достойные женщины. А я оказывался подлецом. И я наказан. Даже встреча с тобой, о которой я мечтал столько лет, привела меня к подлому, ужасному поступку. Но, поверь, я в нем не виноват… Лиза, будь со мной…»

Потом я замолчал, и тишина длилась неимоверно долго. Так долго, что за эти несколько минут (или секунд?) я родился, вырос и умер.

— Какая гадость… — наконец произнесла Лиза и встала. — Гадость, гадость… Какая пошлая мыльная опера…

И опять зависла смертельная тишина.

— В общем, так, — продолжала она. — С Ликой я все улажу сама — заберу ее с вокзала домой, когда она вернется… И… и больше никогда не тревожь нас.

— Да… Понимаю… — Я не узнал собственного голоса, таким он был хриплым. — Хорошо. Да. Конечно.

Она уже была в прихожей, нервно дергала дверь, справляясь с замком, когда я опять остановил ее, почти преградил дорогу.

— Ты не поняла! Я не знал, что Лика — твоя дочь. Не знал до последнего дня. Я пошел за ней только потому, что увидел вас вместе. И… и я люблю ее, как все, что связано с тобой!

— Подумать только, какие страсти! — Уголки ее губ странно задергались, будто бы она хотела сказать совсем другое. А потом она резко повернулась, отчего разлетевшиеся из-под приколок волосы защекотали мою щеку — так близко мы оказались друг от друга. — Я не могу даже слышать о любви! — Ее лицо исказилось, будто сведенное судорогой. Мне показалось, что она готова заплакать. — Но это — не твое дело!.. Все — я ухожу!

— Лиза, — снова окликнул я. — Я больше не нарушу твой покой. Все будет так, как ты хочешь. Но ответь мне на один вопрос: при других обстоятельствах — не тогда, а теперь, — зная, все, что я сказал тебе, ты смогла бы… если не полюбить, то хотя бы попробовать полюбить меня?

Опять пауза уложилась бы в длину одной человеческой жизни. Ее лицо вдруг смягчилось, и я вспомнил этот взгляд — так же она смотрела на меня в ТОМ сарае.

— Что ты за дурачок? Мне уже давно не двадцать пять… или сколько тогда мне было?… А уж теперь… Все это — из области иллюзий.

— И все же?… — Мне был необходим ее ответ. — Я ведь насовсем теряю тебя…

— Может быть. Наверное. Не знаю…

Она рванула дверь и выскочила на лестничную площадку. Я побежал за ней, хотел проводить. Но она быстро поймала машину и уехала.

А я пошел бродить по городу. Мне нужно было намотать несколько километров, иначе я бы не успокоился.

Я вернулся домой в невменяемом состоянии, прошел в спальню в обуви и куртке. И рухнул на кровать.

Посреди ночи мне показалось, что на меня наползает огромное черное чудовище: сквозь полуопущенные веки я увидел странную вещь — у противоположной стены стоял… шкаф. Тот самый «многоуважаемый», с резьбой и шишечками по бокам. Я подумал, что началась «белая горячка», вскочил, протер глаза и включил настольную лампу. Видение не исчезло, а стало реальнее. Этого еще не хватало! Откуда здесь шкаф? Когда появился? Я не мог ломать над этим и без того раскалывающуюся голову. Очевидно, его купила Лика… Но — когда она успела? И зачем он мне теперь? И зачем вообще — все?!

Два года спустя Денис

1

…Я сижу на Арбате в небольшом, но баснословно дорогом кафе, где, кроме меня, никого нет. Я пытаюсь полюбить Moscoy, и у меня ничего не выходит. Про себя цитирую Сорокина: Москва — это великанша, разлегшаяся посреди холмов, ее эрогенные зоны разбросаны далеко друг от друга, и нащупать их практически невозможно. Поэтому — невозможно полюбить ее с первого взгляда, легче ненавидеть. Девка Moscoy грязна, как шлюха, от нее дурно пахнет. Восхищаться «душком» — признак гурманства.

У меня три синяка на лице — один на скуле и два почти слившихся в один под глазами, эдакие бледно-голубые «очки», которые (знаю по опыту) вскоре посинеют, а потом пожелтеют. Дело долгое. Дело не одной недели. Словом, лицо в диком несоответствии с костюмом и галстуком, а также с бокалом кампари передо мной. Официантки, которым совершенно нечего делать, шушукаются по этому поводу, усевшись за барной стойкой. Я не был здесь лет примерно двадцать-двадцать пять, хотя вначале стремился завоевать бывшую столицу бывшей империи. В первый свой приезд, а было это во время школьных каникул, я бродил, как загипнотизированный. Мне, как, впрочем, и всем в те незапамятные времена казалось, что нет на земле другого такого священного места, где можно быть поистине счастливым. Сюда до сих пор стекался народ из разных концов бывшего Союза, превращая город в базар-вокзал в надежде стать иголкой в стогу сена. Но, как говорили мои наблюдения, количество «иголок» давно уже превысило сам «стог». С утра пораньше, едва устроившись в гостинице, я обошел все злачные места, вокзалы и окраины. Это было бессмысленно, но сидеть на месте я просто не мог! В последней «инстанции» — в бункере радикальной национал-фашистской организации — я и заработал роспись на лице. Пошел туда только лишь потому, что один из приятелей сказал, что там, в полуподвальном помещении, живет до сотни молодых бродяг, разного калибра и вероисповедания, особенно много разных «творческих личностей», среди которых есть и бывшие студенты нашего Института искусств. Именно там, побывав по своим журналистским делам, он видел парня, участвовавшего в биеннале два года назад. В бункер меня провел один из членов организации, уже не один год путешествующий по городам и весям, которого благодаря экзотической внешности я однажды снял в клипе. Птица, так звали парня, уверял, что видел в бункере рыжую девушку, приехавшую из Украины… Перед тем как мне начистили фейс, я успел выяснить, что «рыжая девушка» приехала из Латвии и была той самой героиней, отхлеставшей принца Чарльза букетом красных гвоздик во время его визита в Ригу.

И вот теперь у меня оставался час до записи в передаче, которую я раньше никогда не смотрел, — называлась она «Ищу тебя» и с огромным успехом шла, как мне казалось, во всех точках земного шара. Я никогда бы не опустился до столь странного для себя шага. Но сейчас я не думал о том, что меня могут увидеть коллеги, студенты или партнеры по бизнесу. Пусть видят! Мне наплевать. Как наплевать и на то, что мое лицо разукрашено синяками.

На передачу я попал по большому блату, использовав все свои связи. И вот теперь до записи оставались считаные минуты. Пора было подниматься и ехать в телецентр. Я допил кампари, бросил на стол деньги и пошел ловить такси.