Полезная еда. Развенчание мифов о здоровом питании - читать онлайн книгу. Автор: Говард Джейкобсон, Колин Кэмпбелл cтр.№ 9

Глубина эффекта важна не только для человека, который его испытывает. От того, какую глубину вы ожидаете увидеть в эксперименте, зависит число участников. Это позволяет оценить, с каким уровнем достоверности можно считать реальным результат. Иными словами, чем меньше различие между двумя состояниями (экспериментальной и контрольной группой или методами лечения A и B), тем больше участников нужно, чтобы показать, что различие настоящее, а не случайность. В случае ранексы, где приступы стенокардии снизились с 4,5 до 3,5 в неделю, понадобилось бы несколько сотен человек, чтобы доказать, что результат, скорее всего, не случаен, или, говоря научным языком, «статистически значим».

Возможно, вы подумали о значении исследования Эссельстина, экспериментальная группа в котором мала. Репрезентативна ли выборка в 18 человек? Чтобы ответить на этот вопрос, представим себе результат, отличный от рассмотренного в эксперименте. Пусть в контрольной группе B будет в среднем четыре-пять приступов в неделю. В группе А, получающей новый препарат, приступов нет вообще. Если эффект так велик, больше не нужно сотен экспериментальных точек. Вероятность, что такой устойчивый результат возник случайно, близка к нулю ^{18}.

Когда вы долго занимаетесь научными исследованиями, то сталкиваетесь с концепцией статистической значимости много раз. Она очень полезна, так как не позволяет делать выводы на основе недостаточных данных. Если вы подбросите монетку один раз и выпадет, например, орел, вы не сможете утверждать, что она фальшивая и всегда падает орлом вверх. Нельзя отличить зависимость от случайных помех, присущих броскам монеты, на основе одного и даже пяти-шести бросков. Увы, многие исследователи боготворят статистическую значимость и упускают нечто не менее важное – фактическую значимость («Кому это нужно? Почему этот результат важен?»). Действительно ли мы должны восторгаться снижением числа приступов стенокардии с 4,5 до 3,5 в неделю? Не лучше ли потратить время и деньги на поиск и оценку лечения, которое существенно улучшает качество жизни, а не просто поддерживает и обслуживает болезненное состояние?

Изучив доказательства, которые я привел в этой главе, вы можете подумать, что ведущие медицинские вузы обязаны признать растительное питание главной наукой будущего. Большая часть времени и государственного финансирования должна идти на обучение специалистов и исследование питания, чтобы открыть лучшие методы консультирования пациентов по улучшению диеты и создать атмосферу, в которой питаться правильно проще, чем неправильно. Но ничего такого не происходит.

Конечно, медицинская элита лицемерно хвалит здоровое питание (намеренно туманный термин, который ничего не значит). Но на самом деле эти люди не воспринимают диету всерьез в качестве первого и основного способа лечения и профилактики заболеваний. Важность питания цельными растительными продуктами (особенно богатыми антиоксидантами и клетчаткой овощами) считается альтернативной, профилактической медициной, а у медицинских элит идея, что еда может влиять на такие серьезные заболевания, как рак, считается просто «чудачеством», хотя практически никто из специалистов, последовательно отрицающих потенциал питания, не имеет никакого образования в этой области.

Исследования показывают, что такая диета – лучший способ лечения. Лучше, чем препараты. Лучше, чем хирургия. Лучше, чем все, что современная медицинская элита имеет в своем арсенале для всевозможных «войн» с раком, болезнями сердца, рассеянным склерозом и т. д. Может, пора прекратить воевать с самим собой вредными препаратами и опасными операциями и начать мягко лечить себя пищей, которая поддерживает здоровье людей и целых культур?

Нам нужно подойти к словам здоровье и лекарство по-новому. Здоровье – больше, чем несколько поверхностных выражений вроде «питайтесь правильно», «не злоупотребляйте алкоголем» и «ходите по лестнице, не пользуйтесь лифтом». Безусловно, в этих утверждениях есть доля истины, но, по сути, они исключают возможность настоящих изменений. Это политкорректные утверждения, в которых нет конкретики и содержания.

Вместо успокаивающей банальщины, которая ни к чему не ведет, нам нужно сделать питание центральным элементом системы здравоохранения. Более того, мы должны избавиться от психологии «диеты», которая стимулирует героические, но нерациональные периоды здорового питания. Мы должны изменить образ жизни, включив в нее полезную еду. Люди, которые перешли на ЦРД, пришли к выводу, что большинство проблем со здоровьем было вызвано или значительно усугублено прежним питанием и естественным образом быстро решилось, когда организм начал получать правильное топливо. Это как если бы кто-то три раза в день бил себя молотком по голове и считал, что головную боль ничем не вылечить. Так отложите молоток!

Я наивно полагал, что все в научном и медицинском сообществе способны увидеть в таком подходе здравый смысл, ознакомившись с результатами, которые есть в моем распоряжении. Но когда я начал говорить, что, по моему убеждению, питание должно занять в системе здравоохранения центральное место, я понял, насколько ошибался. В этом меня убедила ярость, с которой меня стали атаковать за распространение информации о моих исследованиях и результатах – иногда даже практикующие врачи и коллеги-ученые.

Каким бы глупым мне это сейчас ни казалось, поначалу я не мог и предположить, что идеи, изложенные в этой главе, принесут мне славу еретика и будут угрожать моей карьере и кошельку. К счастью, им не удалось меня сломить. Но перед тем как перейти к главным вопросам, стоящим за этими нападками, я расскажу вам о своем пути. В конце концов, к некоторым из этих идей я шел пятьдесят лет. Познакомимся с ними, перед тем как броситься в бой.

Когда я начал научную карьеру в области диетологии, то был до неприличия наивен. В детстве меня окружали сенокосы и коровники, и я не был готов к темной стороне «научной кухни»: жадности, ограниченности, непорядочности и цинизму некоторых ее адептов. Не говоря уже о шокирующих случаях, когда государственные служащие закрывают глаза на важные открытия, мешающие их переизбранию.

Я вошел в научное сообщество, горя желанием участвовать в идеализированной версии научного поиска. Я не представлял себе ничего лучше: познавать новое, выбирать темы исследований, делиться идеями и спорить о них со студентами и коллегами. Я любил прозрачность и честность научного метода – когда личные мнения и предвзятость тают перед лицом их величества доказательств. Грамотный эксперимент сродни тому, как красиво накрыть стол и пригласить на обед Истину, а честная постановка вопросов может устранить невежество и сделать мир лучше.