Бритт-Мари с раздражением взмахнула газетой перед носом у Эльсы.
– Не знаете, чье это? – спросила она, тыча пальцем в детскую коляску, пристегнутую к перилам рядом с доской объявлений.
Эльса видела коляску впервые. Странно, в их доме нет маленьких детей, разве что Полукто, но оно пока еще не родилось и передвигается вместе с мамой. Кажется, Бритт-Мари не готова была отнестись к ситуации философски.
– В многоквартирных домах запрещено держать коляски на лестнице! Это пожароопасно! – возвестила она, воздев руки, так что газета с кроссвордами упала на пол, словно негодное для сражения оружие.
– Точно. Об этом написано в объявлении, – любезно согласилась Эльса, кивнув на аккуратное объявление, висевшее прямо над коляской: «Не ставить коляски. Пожароопасно».
– Вот и я о том же! – сказала Бритт-Мари, немного повысив голос. Но все же благожелательно.
– Не понимаю, – сказал папа так, как будто действительно не понимал.
– Я спрашиваю, не вы ли повесили это объявление? Вот что меня интересует! – сказала Бритт-Мари, шагнув сначала вперед, а потом назад, как бы подчеркивая этим серьезность своих слов.
– Разве с объявлением что-то не так? – спросила Эльса.
Прежде чем ответить на этот вопрос, Бритт-Мари дважды вздохнула:
– С объявлением все в порядке, все в полном порядке. Но в нашем кондоминиуме не принято развешивать объявления, не согласовав с другими жильцами!
– У нас не кондоминиум, – возразила Эльса.
– Но он у нас будет! – рявкнула Бритт-Мари, брызнув слюной на слове «будет».
Впрочем, она тотчас взяла себя в руки и снова благожелательно посмотрела на Эльсу:
– За информационное обеспечение у нас в правлении отвечаю я. Так вот, у нас не принято развешивать объявления, не поставив в известность ответственного за информацию!
Ее прервал внезапный собачий лай – такой громкий, что задрожали стекла в подъезде.
Бритт-Мари и папа вздрогнули от неожиданности. Эльса нервно поежилась. Вчера она слышала, как мама рассказывает Джорджу, что Бритт-Мари звонила в полицию и требовала усыпить Друга. Похоже, сейчас он услышал ее голос. Правильно бабушка говорила, что, услышав Бритт-Мари, Друг уже ни секунды не может сдержаться.
У Бритт-Мари сделались глаза в кучку, а ее натянутая благожелательная улыбка натянулась еще больше.
– Я уже проинформировала полицию насчет этой ужасной бойцовой собаки! – сообщила она папе.
Папа немного нервничал. Он всегда нервничает, когда речь идет об ужасных бойцовых собаках. Эльса, кашлянув, попыталась сменить тему.
– Может, вас не было дома? – спросила она Бритт-Мари, кивая на объявление.
Кажется, сработало. По крайней мере, ненадолго. Бритт-Мари забыла свое возмущение по поводу бойцовой собаки. Теперь ее мишенью стало незаконно повешенное объявление. Главное в этом деле – всегда иметь под рукой подходящий объект для возмущения.
– Уж и отлучиться на минутку нельзя! Раз человека нет дома, значит, можно тайно развешивать объявления? Люди вы или гангстеры, в конце концов! – выпалила Бритт-Мари, а Эльса очередной раз не могла понять, вопрос это или просто размышления вслух.
Эльса снова кивнула. Наверное, стоит сказать Бритт-Мари, чтобы она повесила объявление о том, что, если кто-то захочет повесить объявление, пусть сначала спросит об этом соседей. Например, при помощи объявления. Вот это, думала Эльса, будет настоящая ирония. Но посмотрев на Бритт-Мари, Эльса поняла, что этого делать не стоит: вдруг она пойдет по квартирам собирать подписи в поддержку запрета детей?
Из квартиры сверху снова послышался лай. Бритт-Мари поджала губы.
– Звонила я в эту полицию, да! А толку ноль! Говорят, подождем до завтра, может, хозяин появится!
Папа молчал, и Бритт-Мари расценила это молчание как глубокий интерес к теме.
– Кент звонил в эту квартиру много раз, но, похоже, там никто не живет! Такое впечатление, что это чудовище проводит свои дни в одиночестве! Можете себе представить? – тараторила Бритт-Мари, призывая папу разделить ее возмущение.
Папа неуверенно улыбнулся. Потому что мысль о бойцовых собаках, живущих в одиночестве, вызывала у него неуверенность.
– Какая наглость! – кипятилась Бритт-Мари.
Эльса затаила дыхание. Но лай прекратился. Словно Другу наконец удалось овладеть собой.
Дверь у папы за спиной отворилась, и в подъезд вошла женщина в черной юбке. Ее каблуки гулко стучали об пол, она говорила в белый проводок, который вел к воткнутому в ухо наушнику.
– Здравствуйте, – поздоровалась Эльса, чтобы отвлечь Бритт-Мари от лая, который мог раздаться в любую минуту.
– Здравствуйте, – сказал папа, потому что он человек вежливый.
– Здравствуйте-здравствуйте, – сказала Бритт-Мари таким тоном, будто перед ней был потенциальный расклейщик незаконных объявлений.
Женщина в черной юбке не ответила. Она заговорила в микрофон еще громче, недовольно глядя на всех троих, и ушла вверх по лестнице.
В подъезде воцарилась напряженная тишина. Папа не знал, как вести себя в таких случаях. Напряженная тишина для папы – это как криптонит для Супермена.
– Гельветика, – пробормотал он, прокашлявшись.
– Что? – спросила Бритт-Мари, поджав губы.
– Гельветика. Шрифт такой, – испуганно выдавил из себя папа, показывая на объявление.
Бритт-Мари посмотрела на объявление. Потом на папу.
– Неплохой… шрифт, – добавил папа.
Папа таким вещам придавал большое значение. Однажды, когда мама должна была пойти в школу на родительское собрание, папа в последний момент позвонил и сказал, что не сможет к ней присоединиться, потому что на работе непредвиденные дела. Тогда мама в наказание записала его художником-добровольцем, который должен нарисовать афиши для школьной ярмарки. Узнав об этом, папа испытал сильнейший прилив неуверенности в себе. Ему потребовалось три недели, чтобы решить, какой шрифт он будет использовать, а когда афиши наконец были готовы и папа принес их в школу, Эльсин учитель отказался их вешать, потому что ярмарка уже кончилась. Папа, кажется, так до конца и не понял, как связаны между собой эти два факта.
Примерно как сейчас Бритт-Мари не понимала, какое отношение шрифт Гельветика имеет к чему бы то ни было. Папа смотрел в пол и покашливал.
– У тебя есть… ключи? – спросил он Эльсу.
Эльса кивнула. Они обнялись на прощание. Папа с облегчением на лице закрыл за собой дверь в подъезд, а Эльса поспешила вверх по лестнице, пока Бритт-Мари не вздумалось продолжить разговор. Возле двери Друга она на секунду замешкалась и, оглянувшись, чтобы убедиться, что Бритт-Мари за ней не следит, открыла крышку отверстия для почты и прошептала: «Пожалуйста, не лай!» Эльса знала, что Друг ее понял. Главное, чтобы он воспринял это всерьез.