Сулла - читать онлайн книгу. Автор: Антон Короленков, Евгений Смыков cтр.№ 81

Но потеря территорий на Востоке была еще не самым страшным. Худшее для потомков Ромула было впереди — в Эфесе царь издал приказ об уничтожении римлян, италийцев ^[903] и их рабов — «бесцельный акт слепой зверской мести», по выражению Теодора Моммзена. ^[904] Имущество убитых предписывалось разделить на две части, одну из которых следовало передать в царскую казну, другую оставить местным властям, коим исполнение приказа и поручалось. Укрывательство или погребение римлян каралось смертью.

Античные авторы с жуткими подробностями описывают начавшуюся расправу — как тех, кто обнимал статуи богов, оттаскивали прочь и предавали смерти, как топили тех, кто пытался спастись вплавь, как убивали даже в храмах, как не щадили жен и детей римлян и италийцев и т. д. Погибло будто бы от 80 до 150 тысяч человек. ^[905] В этом еще в древности видели проявление ненависти жителей Азии к римлянам (Аппиан. Митридатика. 22. 91). Однако далеко не везде приказ царя выполнялся с надлежащим рвением: если в Эфесе, Пергаме, Кавне, Траллах, Адрамиттии несчастных римлян и италийцев убивали без всякой жалости, то в Смирне, Магнесии, на Косе репрессий не было. Иногда римляне всего лишь меняли тогу на греческий гиматий, и одно это спасало их от гибели. Уцелел даже консуляризгнанник Публий Рутилий Руф, просто перебравшийся в Смирну, где его соотечественников не трогали. И никаких наказаний за такой откровенный саботаж царского распоряжения не последовало. ^[906] Может, античные авторы преувеличили строгость приказа Митридата, а может, строгость эта смягчалась необязательностью в его исполнении. А уж что в источниках явно завышено, так это число убитых. ^[907] Однако в любом случае погибла не одна тысяча римлян, и этого было достаточно, чтобы вызвать ярость в Риме. Кровопролитие сделало невозможным примирение не столько между Митридатом и римлянами, сколько между местным населением и их прежними господами. ^[908]

Тем временем пламя войны перекинулось и в Балканскую Грецию. В то время в Афинах жил некий Афинион, сын египетской рабыни и философаперипатетика, тоже Афиниона. После смерти отца он завладел наследством, незаконно вписал себя в списки граждан и стал полноправным афинским гражданином. Затем он был учителемсофистом в Мессении и Фессалии, скопил на этом деле немалое состояние и вернулся в Афины. К этому времени молва об успехах Митридата в борьбе с римлянами достигла Афин, «ощущение пьянящей свободы перенеслось весной 88 года с арены событий на греческий материк» ^[909] — и Афинион был отправлен к царю с посольством. Там ему удалось войти к Евпатору в доверие (несомненно, понтийский царь понял истинную цену этого человека, но счел полезным поддержать его в данный момент). В своих письмах к согражданам Афинион похвалялся своим влиянием на Митридата, сулил щедрые дары от него и городу в целом, и отдельным гражданам, обещал избавление от римских податей и восстановление демократии.

Афиняне клюнули на эту приманку. Когда Афинион возвращался в родной город, за ним были высланы боевые корабли с серебряным паланкином. «Навстречу ему высыпал почти весь город, сбежалось множество зевак, дивясь небывалому повороту фортуны: выскочка Афинион в философском своем плаще, даже издали не видавший пурпура, теперь въезжает в Афины в паланкине с серебряными ножками и пурпурными покрывалами — даже из римлян никто так не роскошествовал над Аттикой! Поглазеть на это сбежались мужчины, женщины и дети; они возлагали на Митридата небывалые упования» (Афиней. V. 213с).

Вернувшийся Афинион занял дом афинского богача Диэя, откуда вышел к народу в белоснежном, волочащемся по земле плаще, окруженный толпой прислужников, имея на пальце перстень с портретом царя. Обратившись к народу с речью, он превознес успехи Митридата, заявив, что пророчества предвещают ему власть над всем миром, а затем призвал афинян: «Не потерпим замкнутых, заброшенных храмов, гимнасиев, безлюдного театра, безмолвия в судах! Не потерпим, афиняне, молчания священного голоса Иакха, закрытия великого храма двух богинь, безгласия в философских школах!» (Афиней. V. 213d). Воодушевленная его призывами толпа выбрала его стратегом гоплитов, то есть предоставила военную должность, которая облегчила в дальнейшем захват власти. Афинион сам назначил себе товарищей по должности, а уже через несколько дней проявил себя подлинным тираном. Многим «добропорядочным гражданам» пришлось покинуть Афины, причем расставленная тираном у всех ворот стража не выпускала их из города, и они спускались со стен на веревках. Однако таких беглецов преследовали посланные Афинионом конники и убивали на месте или возвращали в Афины в оковах. ^[910] В городе их ждала не лучшая судьба: после суда, когда сам тиран подсчитывал голоса и опускал камешки, они предавались казни. В городе было объявлено, чтобы после захода солнца все сидели по домам и не ходили по улицам с фонарями. Разумеется, Афинион забыл о своих антиримских лозунгах, которые позволили ему прийти к власти, и сейчас даже публично выражал римлянам сочувствие — видимо, надеясь, что римляне в условиях ожесточенной борьбы с Митридатом посчитают его своим союзником, окажут ему поддержку и помогут удержать власть. ^[911]

Однако сила обстоятельств толкнула его на конфликт с римлянами. Правление Афиниона, заботившегося только о расправе с врагами, истинными и мнимыми, и о личном обогащении, довело Афины до продовольственного кризиса. Даже ячмень выдавали гражданам «птичьими пайками» — по хойнику на четыре дня (хойник, или 1,094 литра, считался дневной нормой). К тому же Афины лишились острова Делос, который не поддержал Митридата. ^[912] Для того чтобы восстановить афинский контроль над ним, Афинион организовал экспедицию, которую возглавил еще один философ, перипатетик Апелликон. Однако этот образованный книголюб (он купил библиотеку Аристотеля и множество других книг) оказался никчемным полководцем: переправившись на Делос и расположившись там лагерем, он не позаботился об охране ни с суши, ни с моря. Этим воспользовался римский претор Луций Орбий: безлунной ночью он напал на спящих и пьяных афинян, перебил 600 человек и взял в плен около четырех тысяч (похоже, цифры сильно преувеличены). Сам Апелликон сумел бежать, а остатки его армии, которые пытались спрятаться в крестьянских домах, Орбий сжег вместе с домами. На месте победы он приказал установить трофей и алтарь со стихотворной надписью (Афиней. 214d215b).