— Разбойника, — пролепетала девушка. — Который купца убил и меня хотел. А Альк его…
— Ой ли? — Румз разжал пальцы, выпрямился и одобрительно погладил Рыску по голове, но от такой «ласки» стало еще страшнее. — А может, вы всем скопом на купца напали, а потом добычу не поделили и передрались?
— Нет! Мы только на поляну вышли, а они из кустов как выскочат! Они сами нас убить хотели, мы только защищались!
— А откуда вы узнали, что это разбойники? — огорошил ее наместник. — Может, они просто мимо шли и как раз вас за злодеев приняли?
Рыску словно обухом по затылку огрели. Неужели они с Альком, не разобравшись, совершили ужасную ошибку и убили невинных?! Да нет, эти люди такое говорили, что со случайными прохожими нипочем не спутаешь! Или все-таки…
Тем временем в пыточную впустили молоденького, скромно одетого, но высоко задирающего нос паренька, который сообщил, что община путников знать не знает никакого Алька-саврянина. Если он там и учился, то ушел до испытания, путничьей грамоты не имеет и общинной защиты — тоже.
— Соврал, ублюдок белокосый, — довольно заключил Румз. Что ж, тем проще. Община уже не раз выцарапывала своих людей чуть ли не с помоста, потому-то наместник и велел страже бить саврянина «наверняка». Но как же он все-таки умудрился исчезнуть из запертой камеры, да еще голышом?!
Когда паренек повернулся уходить, наместник легонько шлепнул его по ягодице, зубасто ухмыльнувшись в ответ на недоуменный взгляд. С паренька разом согнало спесь, по лестнице он взлетел белкой, из пыточной слышно было, как подошвы по ступенькам шлепают. Ты еще не путник, пацан, и отравить тебе жизнь в этом городе — раз плюнуть!
Затем наместник кликнул помощника палача, записать результат дознания. Он вышел корявым, но худо-бедно все объясняющим: стражу опоили каким-то снадобьем, временно отшибающим сознание и память, тело узника завернули в тюк и вынесли, а одежду оставили, чтобы очнувшийся тюремщик как можно дольше ничего не заметил. И хотя девчонка-полукровка и ее жуликоватый дружок в этом, похоже, не замешаны, грехов на них все равно предостаточно.
— Судье можете даже не докладывать. — Румз пробежался взглядом по сыроватой бумаге, исписанной крупным полудетским почерком, кивнул и вручил ее начальнику стражи. Все равно, конечно, доложат, но это уже не имеет значения: если убийца признал свою вину, то распоряжение о казни может издать и наместник.
* * *
Пока шли приготовления к повешению, Жара с Рыской снова заперли в камере. Правда, уже в другой — предыдущая неважно себя зарекомендовала.
Девушка молча, покорно подошла к лавке и медленно на нее опустилась, сложила руки на коленях. Друг, успевший схлопотать под дых и по уху (уж больно приговор не понравился), так просто смиряться не желал.
— Мы ни в чем не виноваты! — возмущенно орал он, тряся решетку (в меру, памятуя о хлипкости замков). В самом деле, какое унижение для матерого вора — быть повешенным за то, чего он не совершал! — Я требую пересмотра дела! Дайте хоть с судьей поговорить!
— Щас, будет он ко всякой швали спускаться. — Тюремщик треснул узника по костяшкам связкой ключей, отпугнув от решетки. — Расшумелся тут… Скоро вам последний обед принесут, не порть аппетит.
— Можно подумать, нам что-то в горло полезет!
— Мне зато полезет, — успокоил стражник. — А вам никто и не предлагает, перебьетесь уже пару лучин.
— И не стыдно?!
— Не-а, — беспечно отозвался тот. Вверху как раз открылась дверь, потянуло запахом жареного мяса, и тюремщик поспешил навстречу посыльному из кормильни.
— Все правильно, — неожиданно сказала Рыска, тихо и обреченно. — Это расплата. Мы ее заслужили.
— Чем?! — изумился Жар.
Девушка уставилась на него с таким же искренним удивлением:
— Мы же убили семь человек!
— Чего это мы? — не понял вор. — Саврянин твой бешеный! А сам удрал, крыса сволочная, чтоб его телегой переехало…
— Мы, — настаивала Рыска. — Я ему помогла с последним разбойником. Я выбрала дорогу, на которой он не промахнулся.
— Он бы и так не промахнулся, — уверенно возразил вор. — Или промахнулся бы и снес головы вам обоим. Или убил его следующим ударом.
— Прекрати! — не выдержала Рыска. — Тебе что, совсем все равно?! Люди же умерли!
— Людей убили, — огрызнулся Жар. Кабы не казнь, эта поляна, пожалуй, еще долго стояла бы у него перед глазами и снилась в кошмарах, но пока что угроза собственной жизни все затмевала. Видал он и трупы, и как дружков его вешали. Второе куда больше впечатлило. — А разбойники сдохли, как бешеные собаки, туда им и дорога.
— Кто мы такие, чтобы их судить?!
— А кто, по-твоему, этого достоин? — Вор кружил по камере, как пойманный волк, отвечая раздраженно и отрывисто.
— Ну… есть же стража, судьи… — Рыска не отрывала от него взгляда, будто боялась, что стоит на щепочку отвлечься — и друг исчезнет и она останется совсем одна.
— Думаешь, они чем-то лучше и безгрешнее?
— Ну… раз их выбрали…
— Ха! — Жар ухватился за решетку и подпрыгнул. Уперся ногами в стенку, подергал за прутья. Сидели мертво. — Кто больше наместнику заплатил или пообещал, того в кресло и посадили! А разбойники заплатят — и будут стражниками называться!
— А как же справедливость?
— Кому она, к Сашию, нужна, твоя справедливость?! — Жар спрыгнул на пол, развернулся к подруге. Лицо у него было красное и злое. — Городу нужен по-ря-док! Чтобы грабили за месяц столько-то, убивали столько-то, а в тюрьме за это сидело и головы лишалось столько-то! И если что-то перевешивать начинает, задача власти — уравнять! А не справедливостью маяться!
— Зато мне она нужна, — упрямо сказала Рыска. — Я без нее жить не могу.
— Вот и будешь через лучину висеть, правдолюбка, — в сердцах брякнул вор. — Только на ведро перед выходом сходить не забудь. А то справедливость — штука неприглядная.
Девушка уставилась на него — безумные желто-зеленые глазищи на бледном, заострившемся лице, — а потом уткнулась лицом в ладони и зарыдала. Впервые с ночи.
Жар выругался, сделал еще кружок, потом плюхнулся на лавку рядом с подругой, грубо обхватил ее за плечи и прижал к себе.
ГЛАВА 7
Крысы с равной легкостью бегают по полу, стенам и потолку.
Там же
Колая провожали жена и сын, похожий на него как две капли воды — такой же круглолицый, крепенький, с густыми бровями и безвольным подбородком. Жена плакала, мальчишка, глядя на нее, тоже хлюпал носом. Колай смущенно покряхтывал, обнимая то одну, то другого, то обоих разом.
— Ну-ну, чего вы, не на войну ж еду… Может, заработаю чего, гостинцев привезу…