Цвет жизни - читать онлайн книгу. Автор: Джоди Пиколт cтр.№ 11

— Что бы ты ни делал, главное — не наклоняйся, — сказал мне Рэйн и хохотнул.

— Зачем мы сюда приперлись? — спросил я, не понимая, для чего они привезли меня в гей-бар.

И тут из бара вышли двое мужчин. Они держали друг друга за талию.

— Вот зачем, — сказал Рэйн и прыгнул на одного из парней.

Тот упал и ударился головой о землю. Его любовник бросился бежать, но был перехвачен одним из дружков Рэйна.

Дверь снова открылась, и еще одна пара мужчин вывалилась в ночь. Они прижимались друг к другу, хохоча над какой-то шуткой. Один полез в карман за ключами, и, когда он повернулся к стоянке, его лицо осветили фары проезжающей машины.

Я должен был догадаться раньше: электрическая бритва в аптечке, хотя мой отец всегда пользовался опасной бритвой; крюк, который он делал каждый день по дороге на работу и обратно, чтобы заехать попить кофе в лавку Грега; то, как без объяснения причин он бросил мою мать много лет назад; тот факт, что дед всегда его недолюбливал… Я натянул на лоб черную шапочку и рывком поднял флисовый утеплитель для шеи, который дал мне Рэйн, чтобы прятать лицо.

Тяжело дыша, Рэйн последний раз ударил ногой свою жертву и наконец разрешил ему, спотыкаясь, убежать в ночь. Потом выпрямился, улыбнулся и наклонил голову: мол, теперь давай ты. Тут я понял: то, что для меня стало полной неожиданностью, Рэйн знал о моем отце с самого начала.

Когда мне было шесть, у нас дома взорвался бойлер. Помню, я спросил страхового агента, который пришел оценить ущерб, из-за чего это случилось. Он сказал что-то о предохранительных клапанах и коррозии, а потом покачался на каблуках и добавил, что, когда собирается слишком много пара, а оболочка недостаточно крепкая, чтобы его сдержать, всегда происходит нечто подобное. Шестнадцать лет во мне копился пар, потому что я не такой, как мой покойный брат, и никогда таким не буду; потому что я не смог удержать родителей вместе; потому что я не тот внук, которого хотел мой дед; потому что я слишком глупый, злой или странный. Когда я вспоминаю ту минуту, она представляется мне раскаленной добела: я хватаю отца за шею и бью лбом о тротуар; заламываю ему руку за спину и пинаю его, пока он не начинает плевать кровью; переворачиваю обмякшее тело, называю его педрилой и бью кулаком в лицо снова и снова. А потом борюсь с Рэйном, оттаскивающим меня в безопасное место, когда раздается вой сирен и парковку наводняет мелькание синих и красных огней.

Эта история начала передаваться из уст в уста, как часто бывает с подобными историями, и по мере того, как она распространялась, случившееся обрастало все новыми и новыми фантастическими подробностями. Дошло до того, что новичок Североамериканского эскадрона смерти — ваш покорный слуга! — якобы сам положил шестерых парней. У меня в одной руке была свинцовая труба, а в другой нож. Одному из парней я зубами оторвал ухо и даже проглотил его мочку.

Ничего этого, конечно, не было. Но было другое: я избил собственного отца так сильно, что его забрали в больницу и потом несколько месяцев ему пришлось есть через соломинку.

И за это я превратился в легенду.

— Мы хотим, чтобы вернулась другая медсестра, — говорю я Мэри, или Марии, или как там зовут дежурную медсестру. — Та, которая была здесь прошлой ночью.

Она просит черную медсестру уйти, и мы остаемся одни. Я уже опустил рукава рубашки, но ее глаза все еще косятся на мои предплечья.

— Могу вас заверить, Рут проработала у нас больше двадцати лет… — начинает она.

— Я думаю, мы все понимаем, что я возражаю не против ее опыта, — отвечаю я.

— Мы не можем удалить работника из отделения из-за национальной принадлежности. Это дискриминация.

— А если бы я попросил акушерку-женщину вместо мужчины? Это вы спокойно допускаете?

— Это другое дело, — говорит медсестра.

— В чем же разница? — спрашиваю я. — Насколько я могу судить, вы занимаетесь обслуживанием клиентов, а я клиент. И вы должны делать все для удобства своих клиентов. — Я с глубоким вздохом встаю, специально чтобы возвышаться над ней. — Даже не представляю себе, как расстроятся остальные матери и отцы, которые есть здесь, когда… ну, знаете… начнется шум. Если вместо милого, спокойного разговора нам придется повышать голос. Если другие пациенты начнут думать, что и на их права вы тоже наплюете.

Медсестра поджала губы:

— Вы мне угрожаете, мистер Бауэр?

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — отвечаю я. — А вы как считаете?

У ненависти есть своя иерархия, и у каждого она имеет свою форму. Лично я ненавижу латиносов больше, чем азиатов, а евреев — больше, чем латиносов. На самом верху этой диаграммы презрения находятся черные. Но даже больше, чем любую из этих групп, я не могу терпеть Белых антирасистов. Потому что они — предатели.

Мгновение я выжидаю, пытаясь понять, не является ли Мэри одной из них.

У нее на шее дергается жилка.

— Я уверена, мы сможем найти взаимоприемлемое решение, — бормочет она. — Я приложу записку к медицинской карточке Дэвиса с вашими… пожеланиями.

— По-моему, хороший план, — отвечаю я.

Когда она, недовольная, выходит из палаты, Брит смеется:

— Милый, в гневе ты прекрасен. Но, знаешь, теперь они будут плевать в тарелку, перед тем как кормить меня.

Я беру Дэвиса на руки. Он такой маленький, не длиннее моего предплечья.

— Я буду приносить тебе вафли из дома, — говорю я Брит. Потом прикасаюсь губами ко лбу моего сына и шепотом произношу слова, не предназначенные ни для кого, кроме нас двоих: — А тебя, — обещаю я, — тебя я буду защищать до конца своих дней.

Через пару лет после того, как я примкнул к движению «Власть белых», когда я руководил САЭС в Коннектикуте, печень моей матери наконец отказала окончательно и я вернулся домой, чтобы распорядиться имуществом и продать дом деда. Разбирая ее вещи, я наткнулся на стенограмму суда над убийцей моего брата. Зачем она ее хранила, я не знаю. Наверное, когда-то ей стоило большого труда раздобыть эту запись. Я сидел на деревянном полу гостиной в окружении коробок, собранных для благотворительных обществ и мусорных баков, и читал бумаги, жадно проглатывая страницу за страницей.

Бóльшая часть показаний была для меня открытием, как будто я не сидел в зале на том суде и не пропустил через себя каждое сказанное там слово. Не скажу, был ли я тогда слишком молод или же забыл все намеренно, но все доказательства были сосредоточены вокруг разделительной полосы дороги и токсикологической экспертизы. Не обвиняемого, а моего брата. Автомобиль Таннера выехал на встречную полосу, потому что Таннер был под наркотиками. Все схемы следов торможения доказывали, что человек, судимый за убийство по неосторожности, сделал все возможное, чтобы избежать столкновения со свернувшим со своей полосы автомобилем. Присяжные, разумеется, не могли утверждать, что столкновение произошло исключительно по вине ответчика.