Секрет моей матери - читать онлайн книгу. Автор: Никола Скотт cтр.№ 87

И с этими словами Эндрю обнял меня за плечи и увлек в направлении ступенек, ведущих в подземку.

— Эдди, ты спрятала лимонад в холодильник? Уверена, что стульев хватит всем? Не могла бы ты переставить тот коричневый стул подальше? Чтобы было больше места… Привет, Джас, это я. Ты едешь? Что? Почему тебе нельзя пользоваться телефоном в больнице?.. Нет, Эдди, вон тот, коричневый, слева. Господи! Адель Харингтон, неужели ты действительно хочешь, чтобы я встала и переставила этот стул сама? Ладно, ладно, Джас, я все еще здесь, не волнуйся. Когда ты будешь? Через полчаса? С ним все в порядке? Отлично. Хорошо. Ладно. Пока. Так, а где шарики?

Это было спустя два дня. С тех пор как я уехала из Тайдфорд Кросса, произошло много событий.

Во-первых, на Лондон с бесстыдной силой, которую способна продемонстрировать только английская погода в конце мая, в тот самый миг, когда все уже начали отчаиваться, обрушилась жара. Птицы пели, небо было светло-голубым и ясным, а солнце с неохотой садилось в самом конце вечера, чтобы на следующее утро взойти с почти возмутительной поспешностью и залить ярким светом мое мансардное окно.

Возвращаясь тем вечером с вокзала Виктория, мы с Эндрю встретили котенка миссис Эммет. Поттс поджидал у моей двери и, казалось, намерен был меня удочерить. Мы с Эндрю поужинали помятыми, но тем не менее очень вкусными котлетами с картофелем в панировке, и я довольно много плакала. Потом мы долго разговаривали, в основном о Тайдфорд Кроссе и о Гарриет, немного — о моем отце и о Фиби, и еще немного о том, что сулит нам будущее. В какой-то момент я умолкла на середине фразы и уснула, а когда проснулась, Эндрю уже не было.

Весь следующий день я пряталась в своей квартире. Хорошо, что я проспала шестнадцать часов, поскольку бóльшую часть следующей ночи я провела в кухне. Котенок лежал, свернувшись клубком возле горшочка с шалфеем, который забыл забрать Эндрю. Я пекла пироги, время от времени вытирала стол и заглядывала в тоненький томик стихов Кристины Россетти, пытаясь вспомнить свою мать и разобраться с новыми открытиями о ее прошлом. Я много, с наслаждением плакала, радуясь тому, что этот Ниагарский водопад омывает мою душу.

Фиби осталась в Тайдфорд Кроссе на ночь, и я несколько раз разговаривала с ней по телефону — это были долгие, легкие беседы обо всем и ни о чем, оставлявшие после себя ощущение опустошенности и счастья.

Мне почти сразу же захотелось проведать отца в больнице, но из-за того, что на следующий день я встала поздно, а через день его должны были уже выписать, я решила не спешить и выбрать для беседы благоприятный момент. Моя мама так долго хранила свой секрет, что можно было подождать еще некоторое время.

За те двадцать четыре часа, во время которых моя жизнь перевернулась с ног на голову, Венетия ничуть не изменилась. Она позвонила мне на следующий день — требуя отчета о том, где я, черт побери, была, ездила ли я к папе, — и заявила, что мне действительно стоит взять на себя часть обязанностей, что ее живот уже опустился и ей приходится бегать в туалет каждые тридцать секунд, и не устроить ли нам вечеринку с чаепитием и пирогами в честь возвращения отца? Собрать всех вместе, дать ему почувствовать себя частью большой семьи. Что я об этом думаю? Людей должно быть немного, человек двенадцать-пятнадцать. Когда прозвучало имя Хэмиша Макгри, я перестала ее слушать и заплакала. Это так сильно удивило Венетию, что она внезапно умолкла… Через некоторое время я пригласила на вечер следующего дня миссис Бакстер, дядю Фреда, Джаса и Эндрю, собрала все пироги, которые испекла, и была в доме номер сорок два по Роуз-Хилл-роуд задолго до того, как отец должен был приехать из больницы.

Теперь миссис Бакстер украдкой курила сигарету, дядя Фред переставлял стулья, Венетия сидела за столом и указывала всем, что делать, а я отправилась наверх, чтобы поискать шары в коробке для вечеринок, которую собирала моя мама (Венетия полагала, что мы должны развесить шары в холле и кухне, чтобы в честь возвращения отца в доме было еще веселее).

— Эдди, постарайся найти синие и желтые. Хэмиш считает, что эти цвета освежают помещение и радуют глаз. Зеленых не надо, умоляю! Ты меня слышишь? ЗЕЛЕНЫХ. НЕ. НАДО.

— Ладно, ладно, — пробормотала я себе под нос, закатывая глаза. — Только зеленые, я поняла.

На втором этаже все было совсем не так, как тогда, когда я была здесь в последний раз. Теперь тут было светло и просторно, в открытые окна задувал легкий бриз, принося с собой аромат цветущей лаванды и мелиссы, недавно посаженных миссис Бакстер в ящиках под окнами.

Прежде чем войти в приоткрытую дверь родительской спальни, я быстро оглянулась через плечо. Там все было так же, как обычно, покрывало не смято, платяной шкаф закрыт, но окно здесь тоже было распахнуто, впуская солнечные лучи, и в комнате стоял свежий запах чистоты. Прислушиваясь к звукам внизу, я опустила руку в сумку и извлекла оттуда рамку для фотографии, украшенную морскими ракушками и блестками, — я сделала ее, когда мне было десять лет. Я выбрала фотографию, на которой мы были запечатлены впятером. Мы разоделись перед тем, как праздновать родительскую рубиновую свадьбу: Венетия в темно-красном шелковом наряде, я — в надежном пурпурном платье от Дианы Ферстенберг, служившем мне верой и правдой на протяжении более двух десятков лет; в центре — папа и мама. Мы выпили достаточно гранатового мартини, чтобы счастливо улыбаться в камеру; мои волосы торчали, еще больше оживляя снимок. Я осторожно поставила рамочку на тумбу, не с маминой стороны, которую я оставила пустой, а со стороны отца, рядом с будильником. Включая вечером ночник, он сразу же ее увидит. Стряхнув блестки с поверхности тумбочки, я провела рукой по покрывалу и вышла из комнаты, так же тихо, как и вошла.

Шарики лежали в коробке с наклейкой «Все для вечеринок», хранившейся в одном из шкафов на чердаке. Я осторожно выудила зеленые шары, улыбаясь при виде старых флажков, которые мы мастерили, и наполовину сгоревших свечей, которыми моя мама украшала именинные торты, до тех пор пока они не превращались в крошечные огарки. Мое сердце пропустило удар, когда я наткнулась на шляпу для вечеринок, а рядом с ней нашла тиару с надписью «Замечательные сорок лет». Я подержала их в руках, а потом убрала обратно, под красно-белый флаг, и задумалась.

Во входную дверь позвонили, и из кухни донесся слабый голос Венетии с командирскими нотками. Но для возвращения отца было еще слишком рано, поэтому я осталась на чердаке, в луже солнечного света. Я бродила вдоль книжных полок, где стояла бóльшая часть маминых книг, время от времени останавливалась, натыкаясь то на торчащий среди книг листок бумаги, то на пустой конверт, то на клочок застрявшей между страницами салфетки, тонкой и истрепавшейся от времени. «Памела». «Ярмарка тщеславия». «Французова бухта». Вера Бриттен. И более новые: Маргарет Этвуд, Джойс Кэрол Оутс, Джорджетт Хейер.

Я, мама и Венетия, объединенные непривычной гармонией, были поклонниками Джорджетт Хейер, и половина полки была заставлена ее сочинениями. Он стоял в самом конце, в ряду недавно переизданных томов в красочных мягких обложках и более старых книг в твердых переплетах, прикасаться к которым нам было запрещено, потому что они были слишком хрупкими; их переплеты крошились, а корешки выцвели до универсального серо-коричневого цвета. Я искала пурпурный корешок нового издания «Фредерики», моей любимой книги, и ее выцветший двойник первого издания. Я уже давно не читала Хейер, и мне стало грустно при мысли о том, что теперь эти книги будут стоять здесь долгие годы, нечитанные, нелюбимые, целый ворох воспоминаний и вечерних бесед о том, какой фаэтон мы бы предпочли для прогулки в Гайд-парке и за кого бы мы вышли замуж, если бы была возможность выбирать. Может быть, если у Венетии родится девочка, она заберет все это и передаст своей дочери? Или книги возьмет Фиби для маленькой Шарлотты? Или я? Кто знает, что еще приготовила нам жизнь?