Не отрывая глаз от его голой груди, она начала развязывать ленты, державшие на груди пеньюар. Возможно, ее муж чувствовал себя обнаженным и уязвимым без своих искусственных конечностей, которые его слуга убрал, чтобы хозяину было удобно спать. Возможно, ему казалось справедливым, чтобы она тоже разделась, поступившись таким образом частью своего достоинства.
Дебора невольно задумалась, не был ли он обнаженным под одеялом ниже пояса, и по ее телу прокатилась странная дрожь при мысли о том, что она будет лежать рядом с этим покрытым волосами телом. Дебора почувствовала, как у нее слабеют колени, сердце начало сильно биться, она едва не упала в обморок. Такая близость очень сильно действовала на нее даже в одежде. Что же будет, когда исчезнут все эти барьеры?
Пальцы Деборы так дрожали, что, торопливо снимая с себя эту тонкую одежду, она боялась порвать ее, пульс ускорился до предела. Пеньюар шелковой волной скользнул к ее ногам. За ним последовала полупрозрачная сорочка.
В конце концов, когда она осталась перед супругом совершенно обнаженной, у нее хватило смелости поднять на него глаза. Выражение его лица показалось ей странным, почти неистовым и совсем не дружелюбным. Он откинул одеяло, приглашая разделить с ним постель.
– Стойте! – сказал он, останавливая ее, когда она во второй раз попыталась забраться на кровать.
Дебора остановилась, уже положив одно колено на матрас и упершись в него руками, чтобы не потерять равновесия. Неужели она неправильно истолковала желания мужа? Судя по виду, ему совсем не понравилась ее попытка забраться и лечь рядом с ним. Она медленно убрала ногу, встала и, прикусив нижнюю губу, с ужасом подумала, уж не собирается ли он отправить ее назад в ее комнату. Что, если, попытавшись, он понял, что не в состоянии вынести ее присутствия рядом с собой? Должно быть, точно так же, как он не любил, чтобы кто-то смотрел на него во время еды, капитан Фоули ненавидел, если кто-то, кроме его верного слуги, видел его изувеченное тело обнаженным.
Ей захотелось протянуть руки и обнять его. Но, вспомнив реакцию того деревенского мальчика, Дебора поняла, что это способно только еще сильнее его рассердить.
Она переминалась с ноги на ногу, не зная, что делать.
– Расплетите вашу косу, – прохрипел капитан, снова откинувшись на подушки.
– Мою косу? – переспросила она, теряясь в догадках, что может скрываться за этой просьбой.
– Не далее как сегодня, вы поклялись повиноваться мне, – рявкнул он. – Расплетите косу. Я хочу видеть вас с распущенными волосами.
Мысленно пожав плечами, Дебора протянула руку и развязала ленту. Глаза капитана окинули ее фигуру, пока она расплетала пряди, и выражение его лица сделалось еще более свирепым. К тому времени, когда Дебора расплела волосы до конца, она дрожала с головы до ног.
Судя по виду, ему совсем не нравилось то, что он видел. Она догадалась, что он, наверно, сравнивает ее с Сюзанной, ведь именно с этой женщиной он хотел бы провести эту ночь. Ей вдруг очень захотелось прикрыть грудь, которая была гораздо меньше, чем у ее подруги. Дебора чувствовала себя неуклюжей дылдой, стыдясь своих ребер и тазовых костей, отчетливо выступавших под кожей вместо того, чтобы скрываться под слоем нежной плоти, как у большинства привлекательных женщин в расцвете лет. Она не знала, как долго сможет выдержать этот осмотр, прежде чем бросится в свою комнату и даст волю подступившим слезам унижения.
Если бы она его не любила… если бы он не испытывал потребности довести ее до той же степени обнаженности, которую чувствовал, впуская ее в свое личное пространство…
– Вы дрожите, – в конце концов заметил капитан. Все ее тело покрылось гусиной кожей, соски съежились и затвердели, как от возбуждения. Но Роберт знал, что она не возбуждена. Она просто испугана. Ее глаза, казавшиеся огромными на бледном лице, остановились на нем с ужасом, как у Красной Шапочки перед Волком.
Да он и чувствовал себя волком. Ему хотелось наброситься на нее. Впиться в нее ногтями и зубами. Услышать ее крик, когда он погрузится в ее нежную теплую плоть.
И вместе с тем ему хотелось стереть с ее лица это выражение неуверенности, заменив его желанием, удивлением и восторгом.
Она ничего не знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной в постели. Откуда она могла знать? Она стояла перед ним совершенно голая и совершенно сбитая с толку его просьбой распустить волосы. Переступив с ноги на ногу, она потерлась ступней о другую ногу и прикусила нижнюю губу, словно маленькая девочка, совершенно не понимавшая, какой эффект производит на него вид ее прекрасного обнаженного тела.
Любой мужчина, сохранивший хоть каплю порядочности, позволил бы ей привыкать к интимной близости постепенно. Роберт вздохнул. Он не стал бы настаивать на том, чтобы все произошло в первую же ночь, как изначально спланировал он.
– Теперь залезайте под одеяло, – сказал он, чувствуя стыд за то, как обошелся с ней, – и я вас согрею.
– С-с-спасибо, – шепнула она и проворно забралась на кровать. Потом легла рядом с ним и натянула одеяло до самого подбородка. – Я вся в мурашках.
– Я видел. – Роберт обнял ее за талию, притягивая ближе к себе. – Так лучше?
– М-м-м… – Дебора кивнула, и ее макушка ударила его снизу в подбородок. Она старательно держала руки по швам, зная, что муж не захочет, чтобы она его обнимала, хотя ей очень этого хотелось. Но ее нога прижалась к нему по всей длине. Его тело было теплым, твердым и, как ей показалось, покрытым жесткими волосками. Внезапно ей захотелось потереться об него всем телом, как это делают кошки. При каждом вздохе его грудь вздымалась и оказывалась в соблазнительной близости от ее тела, отчего Деборе хотелось повернуться на бок и прижаться к нему так близко, чтобы между их нагими телами не осталось и дюйма. Ей хотелось, чтобы ее груди прижались к его груди, ноги сплелись с его ногами. Ей хотелось иметь право обхватить его руками и поцеловать шрамы и ожоги на его лице. Ей хотелось запустить пальцы в его длинные волосы и вложить в свои поцелуи всю любовь, переполнявшую ее сердце.
Но она так боялась, что он оттолкнет ее…
Роберт неподвижно лежал на спине, стиснув зубы, и чувствовал, как его обнаженная молодая жена, лежа рядом с ним, дрожит от холода и, возможно, от страха. Он не знал, с чего начать. Еще совсем недавно Роберт боялся, что больше никогда не захочет оказаться в постели с женщиной. Но сейчас он чувствовал такое желание, такой голод, что едва мог себя сдерживать. То, что ему хотелось сделать с этой юной, невинной девушкой, было так жестоко и безжалостно, что приводило в ужас его самого. Он скрипнул зубами, понимая, что ее нужно нежно подготовить к тому, о чем она не имела ни малейшего представления. И это должен делать не грубый неловкий калека, который даже в свои лучшие времена никогда не знал невинных дев. В годы армейской службы Роберт имел дело с женщинами низшего сословия. Встречи с ними доставляли ему удовольствие, но никоим образом не могли служить уроком нежного, деликатного соития, каким оно должно быть в супружеской постели.