– Прости, пожалуйста, что снова беспокою.
– Ради бога, Джубал, все что угодно.
– Вот скажи, Том, если ты захочешь поговорить с генеральным секретарем Дугласом – что ты для этого сделаешь?
– Что? Позвоню его пресс-секретарю, Джиму Санфорту. Или Джоку Дюмону, смотря по обстоятельствам. Да я и не стану говорить с генеральным секретарем, Джим сам сделает все, что надо.
– Ну а если ты захочешь все-таки поговорить прямо с Дугласом?
– Попрошу Джима, он организует. Только лучше все-таки через Джима и действовать. Хотя, конечно, придется денек-другой подождать, встречу устроят, хотя и не гарантированно в назначенное время. Правительство прекрасно понимает, насколько полезна для них наша компания. А мы понимаем, что они понимают, – но стараемся этим не злоупотреблять.
– Том, ну а предположим, что тебе необходимо поговорить с Дугласом – и не через неделю, а в ближайшие десять минут.
Брови Маккензи удивленно вскинулись.
– Ну… в случае крайней необходимости я объяснил бы Джиму, почему…
– Нет.
– Ради бога, Джубал, держись в рамках разумного.
– Хотел бы, но не могу. Предположим, ты застукал Санфорта на воровстве ложек, а потому никак не можешь объяснить ему свое дело. Но тебе позарез нужно поговорить с Дугласом.
Маккензи тяжело вздохнул:
– Я бы сказал Джиму, что хочу поговорить с боссом – и что если меня не соединят сию же секунду, правительство лишится нашей поддержки навсегда. Все это вежливо, без угроз. Главное – доходчиво объяснить. Санфорт не дурак, он себе могилу рыть не будет.
– О’кей, Том, тогда так и сделай.
– Че-го?
– Позвони во Дворец с другого аппарата и будь готов мгновенно переключить на меня. Мне необходимо поговорить с генеральным секретарем, сию же секунду.
На лице Маккензи отразилось крайнее смущение.
– Джубал, старина, я, конечно…
– В смысле, что не позвонишь.
– В смысле, что не могу. Ты нафантазировал тут гипотетическую ситуацию, в которой некий – ты уж извини – очень крупный сотрудник всемирной телевизионной сети смог бы побеседовать с генеральным секретарем. Но я не могу передать это свое право кому-то другому. Слушай, Джубал, я тебя уважаю. Ты – четвертый из шести самых популярных авторов. Компания никак не хотела бы тебя потерять. И мы с огромным сожалением осознаем, что ты ни в коем разе не дашь опутать себя контрактом. Но ты пойми, что я просто не могу. Нельзя же так вот взять и позвонить главе мирового правительства – если он не изъявит желания поговорить с тобой.
– А если я подпишу эксклюзивный контракт на семь лет?
Маккензи сморщился словно от зубной боли.
– Да все равно не могу. Я лишусь своей работы, а ты, скорее всего, ничего не добьешься – только получишь на свою шею этот контракт.
Может, показать ему Майка – и сказать, кто это такой? Да нет, ведь интервью с липовым «Человеком с Марса» проходило в его, Маккензи, программах, так что он либо участвует в жульничестве, либо (что скорее всего) вполне честен – и не сможет так вот сразу поверить, что эти типы его надули.
– Ладно, Том, оставим. Но ты ведь знаешь в правительстве все ходы-выходы. Кто может позвонить Дугласу в любой, по собственному желанию, момент – и сразу же получить связь? Кроме, конечно же, Санфорта.
– Никто.
– Кой хрен, ни один человек не живет в полном вакууме! Должны быть какие-то люди, которые могут позвонить ему, не вступая в пререкания со всей этой секретарской шайкой-лейкой.
– Думаю, кое-кто из членов правительства. Но далеко не все.
– Нет, с ними я не знаком и знать их не желаю. Я не говорю о политиканах. Кто может позвонить ему по личному номеру и позвать перекинуться в покер?
– М-м-м-да. Ты хочешь совсем-совсем немного, так, что ли? Ну, есть, например, Джек Алленби.
– Я его встречал. Я ему не нравлюсь. И он мне не нравится. И он это знает.
– У Дугласа довольно мало личных друзей. Его жена не слишком поощряет… Послушай, Джубал, а как ты относишься к астрологии?
– В жизни не употреблял эту гадость. Предпочитаю бренди.
– Ну, это уж кому как. Но… Только учти, Джубал, если кому проболтаешься, я перепилю тебе глотку тупым ножом.
– Учел. Согласен. Давай дальше.
– Так вот, в отличие от тебя, Агнес Дуглас употребляет эту гадость… и я знаю, где она ее берет. Астролог миссис Дуглас звонит ей абсолютно свободно, а уж свою-то супругу наш генеральный секретарь выслушает в любое время дня и ночи, и очень внимательно выслушает. Так что звони астрологу, а дальше все зависит от тебя самого.
– Что-то не припомню среди своих знакомых ни одного астролога, – с сомнением нахмурился Джубал. – А как его фамилия?
– Не «его», а «ее». Кстати, не забудь ей ручку позолотить. Звать ее мадам Александра Везант. Вашингтонский телефонный узел. Пишется В-Е-З-А-Н-Т.
– Ясненько, – весело отозвался Джубал. – Том, ты колоссально меня выручил.
– Хотелось бы надеяться. Для нас там у тебя ничего?
– Погоди-ка. – Джубал прочитал записку, только что положенную на стол Мириам: «Ларри говорит, передатчик не перед. – непонятно почему». – Сегодняшний репортаж сорвался из-за поломки передатчика. Надо чинить.
– Я пришлю кого-нибудь.
– Спасибо. И еще раз спасибо.
Джубал сделал вызов по фамилии и поручил телефонистке установить скремблерную связь – если у абонента есть соответствующее оборудование. Оборудование, естественно, было. Вскоре на экране появилось преисполненное достоинства лицо мадам Везант.
– Эгегей, простофиля! – завопил почтенный доктор.
Адептка тайной науки древних заметно смешалась, затем присмотрелась получше…
– Господи, док Харшоу! Ну до чего же приятно увидеть старого проходимца! Где это ты прячешься?
– Вот-вот, Бекки, именно прячусь. На мне висят легавые.
– Чем тебе можно помочь? – мгновенно посерьезнела Бекки Визи. – Деньги нужны?
– Денег у меня, Бекки, навалом. Дело тут куда серьезнее, и никто не сумеет мне помочь – кроме самого генерального секретаря. Мне нужно с ним поговорить – и буквально сию же секунду.
– Да, – помрачнела Бекки, – заявочки у тебя.
– Знаю, Бекки, знаю. Я пытался сам к нему пробиться – и не смог. Но только не влезай ты в эту историю… я же горячее дымящейся буксы. Я сунулся к тебе так, на всякий случай, – вдруг ты можешь что-нибудь посоветовать. Например, подскажешь номер, по которому можно позвонить. Я никак не хочу тебя впутывать. Нарвешься на неприятности – и как тогда я посмотрю в глаза профессору, земля ему пухом?