Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII - читать онлайн книгу. Автор: Стефан Кларк cтр.№ 63

Но дело было не только в экономике. Берти завершал свою программу обольщения французов. С младых лет он был желанным гостем в парижских театрах. Теперь, в зрелом возрасте, он завоевывал симпатии и бесконечную привязанность жителей Средиземноморья, и все это благодаря своему обаянию. Хоть он и был принцем, но все равно оставался командным игроком и с ходу включался в любое веселье. Он регулярно принимал участие в проходящей во время карнавала в Ницце «битве цветов», когда отдыхающие, проезжая по Английской набережной в своих экипажах, осыпали друг друга ромашками, мимозами и лилиями. Жители и гости наряжались в карнавальные костюмы, и Берти как-то раз пришел в костюме Сатаны – в красном плаще и с рогами на голове. Довольно смело для будущего главы англиканской церкви.

Увидев Берти на карнавале, французские полицейские отметили: «Он веселится как мальчишка, хохочет над самыми нелепыми шутками, а потом с большим удовольствием описывает события дня». Они как будто были удивлены тем, что принц может быть таким же, как все.

Но великая сила Берти заключалась в том, что он обладал редкой душевностью, невольно вызывавшей к нему любовь окружающих. В марте 1896 года он заскочил всего минут на сорок на цветочное шоу в Каннах. Это была очень короткая остановка, даже некогда было полюбоваться экспозицией и пообщаться со знакомыми. Но и такую скомканную ситуацию принц сумел сделать красивой. Как пишет «Каннский курьер», Берти уже покидал выставку, когда ему на глаза попался старик с медалью на груди (будучи страстным коллекционером и знатоком медалей, Берти сразу ее узнал). «А, – воскликнул Берти, – я вижу, вы были в числе храбрецов, которые сражались в Крымской кампании. Я рад пожать вашу руку». Старик был так тронут этим жестом, что лишился дара речи, и Берти приобрел еще одного друга и почитателя и заработал хвалебный отзыв в прессе.

Конкретные доказательства любви и признательности горожан пришли позже, в 1912 году, через два года после смерти Берти, когда в Каннах была возведена статуя в его честь. Он предстал не величавым монархом в роскошном мундире, а матросом в бескозырке набекрень, с подзорной трубой под мышкой. Этот мраморный Берти, которого нацистские приспешники уберут в 1943 году, с нежностью смотрел в сторону горизонта – а жаль, потому что, распростершись у его ног, лежала обнаженная девушка, и ее наготу лишь едва прикрывала охапка цветов. Она была призвана символизировать город Канны, который реагировал на присутствие Берти так же, как и многие француженки, – сбрасывая одежды и падая к его ногам.

II

В начале 1890-х годов здоровье Берти пошатнулось. Врачи поставили мудреный диагноз – подагрический мышечный ревматизм, – и ему пришлось отказаться от танцев. Зимой он по-прежнему ездил на юг Франции, но в репортажах о его визитах проскальзывают грустные нотки. Берти оставался на своей яхте «Британия» чаще, чем на суше, и гораздо реже, чем раньше, посещал светские мероприятия, хотя «Каннский курьер» старался с оптимизмом смотреть на это отшельничество, ведь «[он] хочет спокойно жить, отдыхать и наслаждаться изумительным климатом».

Меланхолия Берти была легкообъяснима: за это время ему пришлось пережить сразу несколько серьезных потрясений. В 1891 году не на шутку разыгралась подагра, и он был вынужден отменить свою поездку на Лазурный Берег. В январе 1892 года умер от гриппа его старший сын Эдди, которому едва исполнилось двадцать восемь лет. Конечно, молодой принц создавал семье проблемы своим распутным образом жизни, заставляя вспоминать о его ганноверских генах, однако его смерть была сокрушительным ударом для Берти и Александры, погрузившейся в глубочайшую депрессию. В течение года, пока в стране соблюдался траур, все развлечения были запрещены, и, по словам одной из кузин Виктории, герцогини Мекленбург-Стрелицкой, от этого бездействия Берти «еще больше располнел и страдал одышкой». В марте 1892 года он совершил поездку в Кап-Мартен, между Монако и Ниццей, но это была всего лишь печальная ссылка – он был с принцессой Александрой, – а заодно и попытка сбежать от разгулявшегося вируса гриппа, который убил их сына.

После того как в 1893 году Берти была доставлена новая яхта, он с удовольствием участвовал в регатах в Ницце и Каннах и даже выиграл несколько призов, но в нем, должно быть, крепло чувство, что он проигрывает главную гонку в своей жизни – ту, в которой надо было пережить мать. Виктория казалась бессмертной, тем более что ей явно шли на пользу оздоровительные поездки на Ривьеру.

Что еще более удивительно для такой неутешной вдовы, Виктория доставляла Берти немало хлопот своими безрассудными любовными шашнями с мужской прислугой. Сначала это был шотландец, Джон Браун, дворецкий в килте, находившийся рядом с королевой на протяжении более чем десяти лет: он помогал ей садиться в карету, терпеливо позировал для ее эскизов, ночевал под дверью ее спальни…

Для Берти было облегчением, когда пятидесятишестилетний Браун умер в 1883 году – его убил стрептококк, – но спустя несколько лет ему на смену пришел индиец Абдул Карим, также известный как Munshi (учитель), поскольку преподавал королеве хинди и урду. Карим быстро сделал карьеру, поднявшись от лакея до второго Джона Брауна. С мыслью о близости между слугой и королевой еще можно было кое-как смириться, пока это был шотландец, но теперь все придворные были в ужасе оттого, что должны относиться к туземцу как к ровне.

Начиная с 1892 года каждую весну Munshi сопровождал Викторию на Ривьеру. Для отдыхающих бывло полной неожиданностью, когда им представляли экзотического Карима в тюрбане. Как писала в 1893 году не слишком-то почтительная газета «Бирмингем пост», король Италии Умберто, видимо, решил, что индиец был пленным принцем, которого Виктория держала при себе как доказательство своей власти над заморскими колониями.

В марте 1897 года присутствие Карима на южном побережье Франции вызвало скандал в королевском семействе. У него обнаружили гонорею (эту болезнь чаще всего получали от проституток), и другие слуги пригрозили уйти в отставку, если он отправится вместе со всеми в ежегодную поездку в Симье, расположенный на вершине одного из холмов Ниццы. Виктория устроила скандал, обвинив своих слуг в расовых предрассудках, и Munshi все-таки поехал, но настроение было испорчено, поскольку на вилле царила напряженная атмосфера. Берти, зимовавший на своей яхте «Британия» в Каннах, получил от личного врача Виктории приглашение выступить в роли миротворца, но ему не хватило храбрости противостоять матери.

Она же тем временем будто наслаждалась происходящим, признавшись доктору в том, что эта интрига вносит разнообразие в ее жизнь. Munshi пробудил в Виктории давно забытое девичье озорство: в 1899 году, когда снобы из ее окружения вновь потребовали, чтобы Карим держался подальше от Ниццы, королева оставила индийца дома, но сразу по приезде на курорт телеграфировала ему, чтобы он тут же ехал следом.

Пребывание в Ницце, казалось, освободило Викторию из добровольного заточения. Теперь она могла видеться со своими зарубежными друзьями и родственниками, такими как император Австрии и датский принц, и для этого не нужно было пересекать пол-Европы. Королева сделалась очень оживленной. В течение бурного зимнего сезона 1897 года Виктория организовала импровизированную прогулку вдоль побережья до Канн, где устроила чаепитие со своей дочерью Луизой, еще одной поклонницей Ривьеры – в основном из-за азартных игр. Как писала светская колонка «Каннского курьера», «новость [о прибытии Виктории в город] была немедленно передана Его Королевскому Высочеству принцу Уэльскому». Легко представить, как Берти ворчал в бороду, недовольный тем, что придется сойти на берег и вести светскую беседу с матерью в присутствии вездесущего Карима.