Антуан Де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой - читать онлайн книгу. Автор: Куртис Кейт cтр.№ 83

– И если они повинуются вам, потому что они любят вас, вы обманываете их. Сами вы не имеете никакого права требовать от них жертвы… И если они подумают, что ваша дружба избавит их от некоторых неприятных работ, вы также обманываете их. Поскольку им все равно придется повиноваться.

Заставив Робино сесть за стол, он вынуждает его написать под диктовку:

– Пишите: инспектор Робино налагает такой-то и такой-то штраф на пилота Пельрена по такой-то и такой-то причине… Причина – на ваше усмотрение.

– Господин директор! – Робино протестует, но замолкает.

– Делайте как вам говорят! Помните: нужно любить людей, находящихся под вашим руководством. Но не давать знать им об этом.

Таков Ривьер, строгий, но не жестокий, и это очевидно по его «грустной улыбке», с которой он говорит Робино:

– Только вы – босс.

Но самое небольшое ослабление воли – и все предприятие может пойти ко дну. «Любопытно, – размышляет Ривьер, – с какой легкостью события способны взять над тобой верх», совсем как тропическая растительность, если с ней не бороться, разрушает храм. За ошибки он понижает в должности старого механика, Робле, хотя с жалостью разглядывает его честные, загрубевшие от работы руки. Он будит пилота, которому предстоит везти почту в Европу, и бранит его за нервозность, вызванную ожиданием бури. Когда пилот, один из самых храбрых (и это Ривьер хорошо знает), обходит препятствия, которые вырисовывались перед ним, будучи на самом деле галлюцинацией, Ривьер решительно обрывает его рассказ: «У вас слишком богатое воображение».

Именно это, должно быть, часто повторял Дидье Дора своим пилотам. Но данный эпизод «Ночного полета», скорее, навеян книгой Жюля Верна, которую Сент-Экзюпери читал и которой восхищался еще мальчиком – «Черной Индией», историей оставленной шахты близ Эдинбурга, где старый диспетчер, Саймон Форд, наталкивается на пропущенную жилу. Вызвав инженера, под руководством которого он когда-то работал, они с сыном прокладывают путь в невероятный подземный грот, который, оказывается, завален углем. Образовалась новая компания, и целый подземный город – только Верн мог додуматься до подобного! – возникает в атмосфере ликующего процветания. Тревожат лишь периодические «проявления» некоторого злорадного духа, явно не желающего Саймону Форду и его семье ничего хорошего. Тревожные явления явно были вызваны не сверхъестественной работой троллей и гномов, навещающих шотландские озера, а в конце концов оказываются делами полусумасшедшего «кающегося» – название, данное рабочему, в чьи обязанности входило на четвереньках обследовать новый шурф, держа свечу (которая начинает необычайно ярко гореть, когда есть утечка углекислого газа) над головой, покрытой капюшоном. В романе Верна этот покрытый капюшоном «кающийся» слеп, так же как летящие в ночь авиаторы «Ночного полета», и слова «паломник» Пельрен, пилот – слишком явные аналогии, чтобы считать их совершенно случайными.

Одна из самых захватывающих сцен в романе Верна происходит, когда Саймон, сын Форда, спускается в глубокий, неизведанный колодец с одной лишь шахтерской лампой, освещающей ему дорогу. Шахтерские метафоры не однажды встречаются в «Ночном полете». Так, когда Фабьен, перевозящий почту Патагонии, погружается в черные облака, предшествующие буре, настигающей его. «И поскольку он больше ничего не мог видеть в этом мире, кроме красной колбы кабины, он содрогнулся при мысли, что он спускается в сердце ночи, и никто и ничто не сможет помочь или защитить его, только его маленькая шахтерская лампа…»

Мораль романа Верна состоит в том, что решимость, мужество и суровый практический смысл могут взять верх над тайнами, приносящими вред, и сверхъестественной верой в иррациональные явления. Та же самая вера движет Ривьером в «Ночном полете», когда он размышляет после того, как сделал выговор авиатору, отправляющемуся с почтой в Европу: «Я избавляю его от страха. Это не на него я нападаю, а на сопротивление в нем, которое парализует человека перед лицом неизвестного. Если я выслушаю его, если я почувствую жалость к нему, если я приму всерьез его приключение, он начнет думать, что возвращается из таинственной страны, но тайна – это единственное, чего каждый из нас боится. Не должно существовать больше тайн. Люди должны спускаться в этот темный колодец и затем снова выйти на свет, по-прежнему утверждая, что они не нашли там ничего. Этому человеку предстоит спуститься в самое сердце ночи, пройти по всей ее глубине, даже без такой малости, как маленькая шахтерская лампа, хотя и она освещает лишь руки или крыло и держит неведомое на расстоянии вытянутой руки».

Так много от Жюля Верна и детского впечатления о той дружелюбной, мерцающей небольшой печки, которая помогала отгонять прочь демонов ночи… Если они обеспечили основу для романа, остальное пришло из собственного опыта Сент-Экзюпери и его работы в «Аэропостали».

На север от Буэнос-Айреса небо ясно, и почтовый самолет из Асунсьона скоро начнет приземление. Но тем временем Фабьена, везущего почту Патагонии, поглотил неистовый циклон, который, бросая вызов всем погодным прогнозам, спустился, бушуя, с Анд, сметая телеграфные столбы и заполняя воздух статическим электричеством. Пилот дает осветительную ракету и с тревогой замечает через расщелину в облаках море под собой: штормовые ветры вытолкнули его к океану. Он поворачивает и держит направление строго на запад, стараясь снова достичь земли. Летчик ослеплен штормовой ночью, его руки воспаленно удерживают вырывающийся штурвал, и тут он внезапно видит просвет в облаках над собой и блестящее мерцание нескольких звезд. Он спирально взмывает вверх, и постепенно облака теряют свои «мутные тени» и становятся все более и более белыми и чистыми.

«Его удивление было чрезвычайно: яркость оказалась такой, что ослепляла его, и на несколько секунд ему пришлось закрыть глаза. Он никогда не подумал бы, что облака ночью могли ослеплять. Но полная луна и созвездия превратили их в волны сияющего света.

В один прыжок, как ему показалось, самолет вступил в спокойствие, казавшееся поразительным. Не было волн, раскачивающих его, и подобно судну, зашедшему за мол, он вступал в защищенные воды. Он нашел убежище в некотором не отмеченном на карте месте неба, таком же спрятанном, как залив Счастливых Островов. Ниже его, на глубине девяти тысяч футов, буря сформировала иной мир, простреливаемый насквозь порывами ветра, и ливнями, и вспышками молнии, но который отжимал к звездам поверхность чистую, как снежный кристалл».

Фабьен уступил фатальной притягательности звезд, он проглотил запрещенную приманку, но этот вводящий в заблуждение вкус рая обещал быть кратким, поскольку его последнее радиосообщение, полученное в Буэнос-Айресе, объясняет, что у него осталось топлива только на полчаса полета. Ривьер там, внизу, внезапно чувствует себя утомленным и старым. Топливо на полчаса и негде приземлиться: к тому времени города и аэродромы закрыты темнотой и яростью циклона. Что он может сказать бедной жене пилота, которая, понимая, что ее муж запаздывает, придет к нему узнать, как дела? Этого он боится больше всего: необходимости предстать перед женщиной, будьте уверены, храброй женщиной, чтобы убедиться, что ужасное горе выдает себя лишь слабым дрожанием губ. Ривьер полон жалости к этому хрупкому, трогательному существу, но неизбежно она – враг, и он не должен проявлять свою жалость. Ее мир домашней тишины и стабильности, белых простыней и фарфора и роз противостоит его миру – миру бурь, борьбы и вызова. Эта классическая тема столкновения страсти и обязанности столь же стара, как Корнелий и Расин, как древние греки. Но Сент-Экзюпери придал этому новое философское осмысление и звучание. Вот он, страдальческий трепет, отраженный на лице этой женщины, и впечатление, которое он производит на окружение Ривьера. Разве нет в этой сцене ответа на вопрос, мучивший его? Действительно ли этот риск оправдан?