Анти-Ахматова - читать онлайн книгу. Автор: Тамара Катаева cтр.№ 135

Меня поразило чувство неприязни, с каким Анна Андреевна относилась к Наталье Николаевне Гончаровой и ее сестрам! Для нее тенденция облагораживания образа Натальи Николаевны, появившаяся в последние годы, была неприемлема. Она так страстно восставала против нее, что порой мне казалось, что ею владеет просто чувство женской ревности.

Д. Н. ЖУРАВЛЕВ. Анна Ахматова. Стр. 326

«Она просто была другим человеком, чуждым интересам своего мужа… Ее интересовали балы, платья, а мужа — какие-то строфы, какие-то издатели, какие-то непонятные и чуждые ей дела»…

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 267

То есть если бы Наталью Николаевну интересовали бы «строфы» (строки? — оплата построчная, очевидно), издатели — то это бы называлось, что она жила одними интересами с Пушкиным? ИЗДАТЕЛИ — это и есть сфера интересов Пушкина?

А мне всегда казалось, что я перестал бы понимать Пушкина, если бы допустил, что он нуждался в нашем понимании больше, чем в Наталии Николаевне.

Борис ПАСТЕРНАК

«Наталья Николаевна была женщина типа «гаси свечу».

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 106

Что это значит? Кого на Дерибасовской они называли «гаси свечу»?

«Пушкин в то время терзался Натальей Николаевной, которая вся ушла в наряды. Его тошнило. Он написал Миронову и дочь ее, Машу… У дочери одно украшение: розовые ушки».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 259

Может, ей легче признать успех несуществующей Маши Мироновой, чем реально жившей Натальи Николаевны (хотя она бешено ревнует и уничтожает также и литературных героев — героинь — на предмет того, чтобы «какой-то господин» не прельстился даже ассоциациями). Но она не понимает сути любви, влюбленности и вообще мужского интереса. Для мужчин бриллианты и отсутствие их — одни розовые ушки — одно и то же. Это как блондинки и брюнетки. Нравятся красивые блондинки — но красивые брюнетки нравятся тоже.

Женка, женка! Я езжу но большим дорогам, живу по 3 месяца в степной глуши, останавливаюсь в пакостной Москве, которую ненавижу — для чего? Для тебя: чтоб ты была спокойна и блистала себе на здоровье, как прилично в твои лета и с твоею красотою.

Пушкин — жене.

6 ноября 1833 года из Болдина.

ВЕРЕСАЕВ. Пушкин в жизни. Стр. 337

А кстати, какая она ей Наталья Николаевна? Думаю, Пушкин не разрешил бы своей жене знакомиться с дамой с прорехой на платье от бедра, да которая еще во всеуслышанье рассказывает, как муж хлестал ее.

Пушкину в период этого его увлечения она сочувствовала, соболезновала; к Собаньской она его ревновала.

Вяч. Вс. ИВАНОВ. Беседы с Анной Ахматовой. Стр. 498

Она испытывала своего рода ревность к Наталии Николаевне, вообще к пушкинским женщинам. Отсюда суждения о них, иногда пристрастные, незаслуженно жесткие. Анне Андреевне свойственно было личное, пристрастное отношение даже к литературным персонажам.

Лидия ГИНЗБУРГ. Ахматова. Стр. 131

Ревность — это зависть. Зависть — это основное свойство Ахматовой. Книгу нашу можно бы было назвать «Завистница».

Анна Андреевна признавалась, что она «ненавидит жен великих людей» — очевидно, гордясь своей оригинальностью. Каждая сколько-нибудь заметная женщина получала от нее свой комок грязи.

С необыкновенным, прямо-личным негодованием, обрушилась на Панаеву: «Хамка, грубая баба, хамка до самых глубин. Все лжет, помнит только, как ее хвалили. Еще бы не хвалить, если она была такая красивая!.. А деньги Огаревой она, конечно, просто присвоила».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 388

Читает переписку Достоевского.

«Из этих писем ясно, что Анна Григорьевна была страшна. Я всегда ненавидела жен великих людей и думала: она лучше (без романтической истории, немолодая, некрасивая, хозяйственная, не за развод, одним словом — конечно, лучше «Натали»). Нет, даже Софья Андреевна лучше. Анна Григорьевна жадна и скупа. Больного человека, с астмой, с падучей, заставляла работать дни и ночи, чтобы «оставить что-нибудь детям». Такая подлость!

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 352

Ну почему же подлость? Да вроде с той же самой падучей он и без Анны Григорьевны писал. Может, делал это не для того, чтобы «оставить что-нибудь детям»? А Пруст писал с астмой, тоже без детей да и даже без жены — и даже без необходимости себе самому что-то зарабатывать… Где же были те подлецы, которым мы обязаны? Или, может, писатель все-таки пишет не для чего-то, а почему-то, неведомому Анне Ахматовой?

«Я всегда за развод» — имеется в виду, что она за то, чтобы Пушкин развелся с Натальей Николаевной, Блок — с Любовью Дмитриевной. Она за такой развод. Ну, еще неплохо, если какой-нибудь богатый и чиновный писатель разводится с заевшейся женой, это тоже приятно. А еще за какой развод ей быть? У нее самой случаев показать свою позицию в данном вопросе не было: не с кем было разводиться. Только с Гумилевым: до развода дошло с ее подачи. Его более ранние намерения развестись не были доведены до конца — не сошлось с дамами, ради которых развод бы затевался. Так удачно выпали карты. Ну а самой Анне Андреевне больше о разводе говорить ни с кем не приходилось: на ней никто больше не женился. Не стал милым мужем, так сказать.

Бог есть Любовь. Слил Любовью — но человек должен быть к ней способен (Анна Ахматова не была способна) — пусть даже великого человека с мелочной, циничной, разрушительной женщиной, некрасивой — и образовалась неразделимая амальгама, гармония по Божьему замыслу — и никого не волнует, какой ширины была спина у Любови Дмитриевны Блок. Анна Андреевна Ахматова думает, что сможет разрушить созданную Божьим промыслом пару силой своей злобы.

Была ли красива Любовь Дмитриевна Блок? Ну, это привычная и хорошо разработанная Анной Андреевной тема. «Она была похожа на бегемота, поднявшегося на задние лапы. Глаза — щелки, нос — башмак, щеки — подушки. Ноги — вот такие, руки — вот этакие». Когда-то мне Анна Андреевна говорила, что у Любови Дмитриевны была широкая спина. Я напомнила ей об этом. Ответ был мгновенный. «Две спины», — сказала она.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 203

О «снежной деве», Наталье Волоховой.

Кто видел ее тогда, в пору его увлечения, тот знает, как она была дивно обаятельна. Поразительна была улыбка, сверкающая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка. Кто-то сказал тогда, что ее глаза, вспыхнув, рассекают тьму. <…> Но странно: все это сияние длилось до тех пор, пока продолжалось увлечение поэта. Он отошел, и она сразу потухла. Таинственный блеск угас — осталась только хорошенькая брюнетка.