Тетушка Норрис весьма искусно свела на нет всю радость Фанни от благорасположения миссис Грант, и, понимая, что от нее ждут ответа, Фанни только и смогла сказать, как она благодарна тетушке Бертрам за то, что та ее отпускает, и пообещала оставить вечернее тетушкино рукоделие в таком виде, чтоб той не понадобилась ее помощь.
— Уж будь уверена, тетушка прекрасно без тебя обойдется, не то она не позволила бы тебе уйти. Ведь при ней буду я, так что можешь быть за нее спокойна. И надеюсь, ты проведешь очень приятный день и от всего будешь в восторге. Но, скажу я тебе, когда за столом пятеро, это совсем нескладно; и меня крайне удивляет, что такая изысканная дама, как миссис Грант, не придумала ничего лучше! Да еще за их большущим столом, который так ужасно загромождает всю комнату! Если б, когда я съезжала, доктор согласился взять мой стол, как поступил бы на его месте всякий разумный человек, чем привозить свой нелепый новый, который больше, доподлинно больше здешнего обеденного стола, насколько было бы лучше! и насколько более его бы уважали! потому что если человек выходит за подобающие ему пределы, его не станут уважать. Всегда помни об этом, Фанни. Пятеро, всего пятеро будут сидеть за таким столом! А кушаний, смею думать, будет столько, что хватило б и на десятерых.
Тетушка Норрис перевела дух и опять заговорила.
— Люди, которые выходят из своего круга и тщатся делать вид, будто они выше его, поступают весьма безрассудно и глупо, а потому я полагаю, что сейчас, когда ты без нас собираешься в гости, самое время дать тебе совет, Фанни. И я тебя прошу и умоляю, не забывай о скромности, не разговаривай и не высказывай своих мнений, как будто ты ровня своим кузинам — нашей дорогой миссис Рашуот или Джулии. Поверь мне, добра от этого не будет. И помни, где б ты ни оказалась, ты должна быть тише воды, ниже травы; и хотя мисс Крофорд в пасторате, можно сказать, дома, ты с нее пример не бери. А захочешь вечером воротиться, жди, пока Эдмунд не соберется уходить. Пускай он сам решит, когда это уместнее сделать.
— Конечно, сударыня, я так бы и поступила.
— И ежели пойдет дождь, а, по-моему, дождя не миновать, по всему видно, что вечер будет сырой, — так уж ты как-нибудь обойдись и не надейся, что за тобою пришлют экипаж. Я нынче вечером домой не ворочусь, так что для меня запрягать не будут; и потому ты подготовься на этот случай, возьми с собою все, что может понадобиться.
Фанни нашла все это вполне естественным. Свое право на удобства она расценивала никак не выше, чем тетушка Норрис; и когда вскорости после этого разговора сэр Томас заглянул в комнату со словами: «Фанни, в котором часу тебе понадобится экипаж?», она так изумилась, что не смогла вымолвить ни слова.
— Любезнейший сэр Томас! — воскликнула тетушка Норрис, покраснев от негодованья. — Фанни может дойти пешком.
— Пешком! — повторил сэр Томас с величайшим достоинством и прошел в комнату. — Чтоб в это время года моя племянница отправилась на званый обед пешком! В двадцать минут пятого тебе удобно?
— Да, сэр, — робко отвечала Фанни, чувствуя себя перед миссис Норрис чуть ли не преступницей; и не в силах оставаться с нею, когда могло показаться, будто она торжествует, она вышла вслед за дядюшкою, и почти тотчас из-за двери донеслись возмущенные слова:
— Вот уж напрасно!.. Вовсе чрезмерная доброта! Впрочем… Эдмунд тоже приглашен… да, правда… это ради Эдмунда. В четверг вечером я заметила, что он охрип.
Но на Фанни это не произвело никакого впечатления. Она чувствовала, что экипаж подается ей, и только ради нее; едва она осталась одна, от дядюшкиной заботливости, последовавшей сразу же за утверждениями миссис Норрис, на глаза у ней навернулись слезы благодарности.
Кучер подал экипаж минута в минуту; в следующую минуту появился и джентльмен, а поскольку дама, из-за чрезмерной щепетильности боясь опоздать, уже несколько минут сидела в гостиной, сэр Томас проводил их вовремя, как того и требовала его привычка к пунктуальности.
— Теперь я должен на тебя посмотреть, Фанни, — сказал Эдмунд с доброй улыбкой любящего брата, — и сказать, как ты выглядишь; и сколько я могу судить при этом свете, выглядишь ты и вправду очень мило. Что ты надела?
— То новое платье, которое дядюшка был так добр, что подарил мне к свадьбе Марии. Надеюсь, оно не слишком нарядное. Но мне так хотелось его надеть при первом же подходящем случае, а другого такого может не быть всю зиму. Надеюсь, ты не сочтешь, что я слишком нарядная.
— Если женщина в белом, она никогда не может быть слишком нарядной. Нет, ты вовсе не чересчур нарядная, все как раз так, как требуется. Твое платье очень милое. Мне нравятся эти блестящие крапинки. А нет ли у мисс Крофорд какого-то похожего платья?
У самого пастората они проехали мимо конного двора и каретного сарая.
— Э, да тут гости! — воскликнул Эдмунд. — Вот чей-то экипаж! С кем же это нам предстоит встретиться? — И, опустив боковое стекло, чтоб получше разглядеть, сказал: — Это Крофорда, уверяю тебя, ландо Крофорда! Вон два его лакея ставят ландо на его обычное место. Конечно же, он здесь. Какая неожиданность, Фанни. Я буду очень рад его видеть.
У Фанни не было ни повода, ни времени сказать, что у нее-то чувство совсем иное; но при мысли, что Крофорд тоже будет смотреть на нее во время устрашающей церемонии вступления в гостиную, она трепетала еще более.
Крофорд и вправду оказался в гостиной; он приехал довольно давно и уже готов был к обеду; а улыбки и удовольствие, написанное на лицах троих обитателей пастората, его окруживших, свидетельствовали о том, как им приятно его внезапное решение, отлучившись из Бата, на несколько дней приехать к ним. Эдмунд и Крофорд встретились очень сердечно; и для всех, кроме Фанни, его приезд был радостью, и даже для нее его присутствие было отчасти благом; ведь чем больше общество, тем скорее она могла предаться своей любимой привычке — сидеть молча и не привлекать ничьего внимания. Она скоро и сама это поняла, ибо, как подсказывал ей безошибочный такт вопреки мнению тетушки Норрис, хотя она и должна была покориться тому, что оказалась в этом обществе первою дамой и всем вытекающим из того маленьким отличиям, она увидела, пока они сидели за столом, что все захвачены нескончаемою беседою, в которой ей вовсе не требуется участвовать — столько надо было переговорить брату с сестрой о Бате, столько обоим молодым людям об охоте, столько мистеру Крофорду с мистером Грантом о политике, и еще обо всем на свете — сразу и по отдельности — мистеру Крофорду и миссис Грант, — и потому ей вполне возможно молча слушать и очень приятно провести день. Ей не удалось, однако, польстить вновь прибывшему джентльмену, сделав вид, будто ее заинтересовал быстро завладевший его мыслями план доктора Гранта и совет Эдмунда, которых горячо поддержали обе сестры — продлить его пребывание в Мэнсфилде и послать в Норфолк за его охотниками; казалось, он не может на это решиться, пока еще и Фанни его не одобрила. Ему понадобилось узнать ее мнение — долго ли простоит такая мягкая погода, но Фанни отвечала коротко и равнодушно, насколько позволяла учтивость. Не могла она желать, чтоб он остался, и ей было бы куда приятней, чтоб он с нею не заговаривал.