Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять… Это они? Где эти подлецы, которые под маской мирных граждан прячут постыдные идеи? Им стыдно за них? Они себя стыдятся?
Я давно уже спрашивал себя, как выглядят люди, которые во время оккупации доносили на соседей? У них действительно, как показывают в кинофильмах, бегающий взгляд и губы в ниточку? Они втягивали голову в плечи, когда полиция уводила их соседей? Или они радостно потирали руки, удовлетворив свое подлое нутро? Сегодня я это узнаю. Они вернулись, они снова среди нас. Один француз из десяти. Бесчестная Франция жива. Она голосовала против арабов, против евреев за Ле Пена.
Прежде чем называть себя французом, мне следовало спросить себя, что меня связывает со страной, где совсем недавно творилось столько постыдного? Когда израильтяне выражали недоумение, как мы можем жить в стране, которая выдавала своих евреев нацистам, и называли нас безумцами, мы защищались. Мы говорили, что Франция перевернула постыдную страницу, что последние коллаборационисты скоро исчезнут с лица земли и унесут с собой в могилу проклятие, запятнавшее страну, где царят права человека. Что новые поколения искупили нечистую кровь отцов и живут по законам свободы, братства и справедливости. Что не постыдно жить вместе с этими людьми. А что теперь отвечать моим братьям израильтянам?
Что Симона Вейль, главный кандидат СФД
[66], получила у европейцев сорок три процента голосов и она еврейка? Да, это так. Но за Ле Пена одиннадцать процентов!
Мы сидели в кафе, настроение не радовало. Обсудили результаты голосования, и нависшее над столом молчание могло бы длиться вечно, если бы Дан не свернул на любимую тему.
— Жереми Земур уезжает на родину, — сообщил он.
Я знал слово в слово реплику, которая последует за его новостью.
— Не он один, сейчас многие уезжают.
Лично я не мог этого больше слушать.
— Черт! Можно подумать, вам доставляет удовольствие постоянно ходить по кругу! Вы просто валяете дурака, парни! Смотрите: кто-то собрался уезжать. Дан сейчас скажет: «Они правы, наше место в Израиле. Во Франции поднимает голову фашизм, значит, пора ехать на родину». Давид и Мишель поддержат его. Марк с огорченным видом посоветует не спешить. Натан будет сидеть как каменный, а я… Я и сам уже не знаю, что делать и на каком я свете!..
Я окатил их холодной водой. Думаю, даже обидел. Дан отвернулся и наблюдал за машинами, что катили по улице за окном. Давид мешал ложечкой пустоту в чашке. Натан мне улыбнулся. Марк выглядел смущенным. А я? Я уже сожалел, что сорвался.
— Нет, ну честное слово, сколько можно… Может, хоть единственный раз обойдемся без этих разговоров? Может, поговорим о том, что творится здесь, и не будем говорить об отъезде в Израиль?
Ребята в ответ промолчали. Только Марк кивнул, давая понять, что он согласен.
— Ты же не будешь отрицать, что существует именно французский антисемитизм?
— И чем ты его объясняешь?
— Церковь постоянно напоминала, что евреи распяли Христа. Это не могло не повлиять на менталитет.
— Нас всегда будут считать виновниками всех бед, — подхватил Марк. — Коммунисты обвиняют нас в том, что мы породили капитализм. А капиталисты винят за изобретение коммунизма. Маркс же тоже был евреем.
— Евреи, они все на свете и выдумали, — иронически усмехнулся Давид.
— Шутки шутками, а сейчас мы подошли к основе антисемитизма. Евреи по самой своей сути революционеры. Они сомневаются, ищут, создают новые теории, рождают новые идеи. И соответственно вызывают зависть и недовольство. Революционеры всегда опасны.
— Антисемиты путают причину и следствие, — резко заявил Мишель.
— Объяснись.
— Новаторство евреев, их предприимчивость, безусловно, связаны с религиозной культурой, но вместе с тем это следствие антисемитизма. Я приведу в пример не философа, а певца. Герберт Пагани в «Ратую за свою страну» говорит, что евреи всегда «подвергали все сомнению, смотрели вперед, стремились изменить мир, чтобы изменить судьбу». Диалектика, которой наделяет изучение Торы, помогает подвергать сомнению установившиеся точки зрения и предлагать новое видение мира. Авраам, Фрейд, Маркс, Эйнштейн… Все они не боялись смотреть вдаль, мыслить по-иному. Такие люди опасны для власть имущих в любую эпоху, поэтому их всегда подавляли и преследовали. А когда ты знаешь, что тебя в любой миг могут выгнать из твоего дома, то дорожишь только двумя вещами, которые можешь унести с собой.
— Умной головой и деньгами, — подсказал Марк.
— Именно.
— Значит, евреи, будь они революционеры или капиталисты, всегда вызывают страх и зависть.
— И если я правильно тебя понял, совершенно не важно, кем быть — умницей с новыми идеями, или торгашом с товаром, который сделали другие, — весело заключил Дан.
Мы все расхохотались, и нам стало немного легче.
— Если говорить, серьезно, — вновь заговорил Марк, — то евреи в определенном смысле были обречены на успех. Они знали: стоит прийти другому королю, другому правителю, и их могут изгнать, могут начать притеснять. И они не пускали корни, не сживались с окружающими людьми. Они затевали новое дело и наживали деньги, чтобы иметь возможность спастись. Их успешность всегда вызывала — и вызывает до сих пор — зависть и недоверие. Антисемиты считают, что главное для евреев нажива, и они, помогая друг другу, только и делают, что ловчат.
— А на самом деле мы совсем по-другому, чем европейцы, понимаем неудачу, — уточнил Мишель. — Европеец, открывая дело, боится провала. Возможность провала его угнетает. Для нас хуже всего не провал, а отказ от попытки открыть дело. Мы боимся остаться беззащитными перед теми, кто в один прекрасный день может оказаться нашим врагом. Провал для нас один из этапов на пути к главному выигрышу.
— Так что у антисемитов впереди немало счастливых дней, — подвел итог Давид.
— Да. И нам нужно научиться жить с ними вместе.
— Или уехать в Израиль, — добавил Дан вызывающе.
— Ты с ума сошел? Разве можно делать деньги в стране, где живет столько евреев? — воскликнул Марк.
— Почему же? Говорят, есть стопроцентный способ стать миллионером в Израиле.
— Какой же? — поинтересовался Мишель, чувствуя подвох.
— Приехать туда миллиардером.
Все расхохотались и, весело подшучивая надо мной в ответ, принялись трясти за плечи и щипать щеки.
Я думаю, что юмор — еще одно спасение для евреев. Посмеются над глупостью, над подлостью — и успокоятся.
17. Родная душа
Рафаэль
Март 1986
Я познакомился с Гислен на ужине, организованном организацией, предоставляющей евреям информацию о возможности эмигрировать в Израиль. Нас пригласили на вечер фалафелей, устроенный для молодежи еврейской общины с целью привлечь ее симпатии к сионизму.