Пока ненависть не разлучила нас - читать онлайн книгу. Автор: Тьерри Коэн cтр.№ 42

— Мразь! Пидор! Гад!

Но на другом конце у Лагдара и Ахмета возникли трудности. Два скина отчаянно дрались. Максим поспешил друзьям на помощь, и через две минуты нацики тоже уселись на асфальт. Мы отступили, чтобы обозреть поле боя. Два скина встали и убежали. Четыре остальных, поскуливая, сидели на тротуаре. Один был вымотан до предела, остальные под впечатлением от драки поглядывали на нас с опаской. Победа была полной. Неоспоримой. Великолепной.

Лагдар подошел к чернявому и плюнул ему в лицо. Подошел Максим и тоже плюнул.

— А ну повтори, что кричал мне только что, — предложил Лагдар.

— Не связывайся с дерьмом. Пошли, — позвал Мунир.

— Не спеши, — вмешался Фаруз. — Мы сделаем им паутинку. Они нас тогда не забудут и ненавидеть будут за дело.

Дрожь пробежала у меня по спине, и я впился глазами в Фаруза, надеясь, что он шутит.

— Ты прав, сделаем паутинку, — согласился Ахмед.

Приятели говорили совершенно серьезно. Ахмед уже вытащил из кармана лезвие и зажал его в руке. И тут мне стало по-настоящему страшно. Жуть взяла от непоправимой жестокости, бесполезной мести, о которой придется жалеть всю жизнь, от безысходности. Сейчас я стану свидетелем настоящей пытки.

— Что такое паутинка, знаете? — задал вопрос Ахмед, сверля парней злобным взглядом.

Один из них врубился и с ужасом взглянул на Ахмеда. Завертел головой по сторонам, надеясь на помощь. Однако редкие прохожие заранее переходили на другую сторону улицы и спешили мимо.

— Это когда берут лезвие бритвы и полосуют поганые рожи, чтобы стали похожими на паучьи сети! Сейчас мы сделаем из вас монстров! Никаких подружек! Кто взглянет — ужаснется!

С этими словами Фаруз покрутил в воздухе кулаком с зажатой бритвой.

— С него начнем? — спросил он Лагдара и ткнул в чернявого. — Давай, держи-ка его!

— Вы что, спятили, ребята?! — возмутился Артур.

Чернявый заплакал в голос.

— Не надо! Не надо! — заголосил он. — Простите! Пожалуйста! Не надо!

Второй окаменел от страха.

— Черт! Останови их, Раф, — умоляюще обратился ко мне Артур.

Да, я чувствовал, надо вмешаться.

— Не будем гадами, парни! Мы же не скины! Никаких паутин, слышите? Я вам не позволю!

Хорошенькое дело! Честное слово, я готов был встать на защиту нациков! Один из них смотрел на меня умоляюще, надеясь, что моя решимость его спасет.

Я взглянул на Мунира, он хранил полное бесстрастие. Но в глазах у него промелькнул огонек, и я понял, что спокойствие его мнимое.

— Оставь, — сказал он. — Пусть расплатятся.

Мне надо было иметь больше силы, больше упорства, чтобы выиграть следующий поединок, но у меня их не было. Я мог только осторожно подмигнуть Артуру, чтобы как-то его успокоить.

Фаруз подошел к чернявому и протянул к нему руку. Тот, рыдая, продолжал его умолять. Фаруз разжал кулак и показал сложенную опасную бритву.

— Уроды вы, нацики! В следующий раз возьму эту бритву и изуродую!

— Пошли, ребята, пора уходить, — вмешался Артур со вздохом облегчения. — Я уверен, кто-то уже позвонил в полицию.

— И что? Ты же сам хотел с ними повидаться.

Мы двинулись молча к лицею. Никому не хотелось говорить. Но про себя мы все улыбались.

— Я вам не позволю!

Ахмед изобразил меня, и мы все расхохотались, я бы сказал, истерически.

— Пусть расплатятся! — продолжил игру Давид.

— Ты сыграл лучше, чем Аль Пачино, Фаруз!

— Ты что, и вправду поверил, что их будут пытать? — спросил меня Мунир.

— Ну… Знаешь, всякое бывает. Кто мог сказать полчаса тому назад, что мы расколошматим в пух и прах скинов?

И тут развернулась пресс-конференция: мы принялись обсуждать драку, делиться впечатлениями, и нам стало дико весело.

Мы не пошли на занятия, забрали рюкзаки и отправились во Дворец спорта, проболтались там до самого вечера, смеялись, играли на автоматах. Мы прошли через серьезное испытание, стали братьями по крови. Крови врага.

Время требовало определенности. Политической. Музыкальной. Политика и музыка были тесно связаны между собой. Выбрать музыку значило определиться с внешним видом, образом мыслей, манерой говорить. Музыка вела прямым ходом к политике. Или к аполитичности. В лицее Бросолет были, например, фанаты BCBG, диско, хиппи, панки и так далее. Каждая группа подразделялась на подгруппы в зависимости от личных и клановых пристрастий, подгруппы могли объединяться в новые сообщества или дробиться на еще более мелкие. Например, вы могли быть хиппи, но при этом слушать «Пинк Флойд», «Генезис», «AC/DC» или «Скорпионс». Хиппи и панки заявляли себя левыми: социалистами, коммунистами, анархистами. Диско и BCBG правыми.

К концу семидесятых наш лицей явно тяготел к левым. Во-первых, потому что находился в коммуне, которая исторически сложилась как социалистическая, а во-вторых, потому что в нем учились в основном дети служащих, рабочих и иммигрантов. Правые были малочисленны и вели себя скромно, чего не скажешь о коммунистах. Лицеисты-партийцы вели откровенную пропаганду, не слишком громкую в стенах лицея, и во весь голос за его оградой. Единственным нациком у нас был директор. Вообще-то это мы так решили. Властная манера разговаривать, авторитаризм, готовность нас ограничивать сделали его в наших глазах представителем нациков. Мы в те времена обожали навешивать ярлыки, раскладывать по полочкам, делить и распределять — друзья и враги, хорошие и плохие, крутые и быдляки. И, конечно, частенько ошибались.

Евреи и мусульмане не принадлежали всерьез ни к одной из групп. Большинство из них одевались по моде, слушали самую разную музыку, предпочитая соул и диско, объявляли себя вне политики, но склонялись к левым, потому что они исповедовали толерантность, уважительно относились к национальным различиям, приветствовали интеграцию. У нас были свои группы, свой дресс-код, своя музыка, свои словечки и свой юмор.

Мы с Рафаэлем не слишком уютно чувствовали себя среди этой политической и музыкальной лихорадки. По политическим взглядам мы были умеренно-левыми, а в музыке склонялись к року, но не решались откровенно обнаружить свои пристрастия к «Генезису», «The Who», «Queen», «Supertramp» и «AC/DC», опасаясь быть осмеянными.

Беатрис окликнула нас у дверей лицея.

— Не уделите мне минутку, ребята?

— Ты такая милая, Беатрис, но побеседуй лучше с другими. Мы не собираемся вступать в партию.

Рафаэль тепло улыбнулся, желая смягчить безапелляционность отказа.

— А я и не собираюсь вас агитировать. Просто хотела узнать, что вы хотели бы сделать для построения более справедливого общества. Интересно же поговорить, обменяться мыслями, разве нет?