Свет вылепил меня из тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Калинаускас cтр.№ 20

И есть у нас еще третья часть, на которой эти «Мы» и «Они» в каком-то смысле паразитируют. Хотя можно сказать, что это сосуд, в который все это налито, или еще как-нибудь это охарактеризовать. Эта третья часть – зверь, это часть, которая кушает, и если не будет кушать, не сможет вообще существовать, часть, которая вообще занимается совершенно непонятным, непотребным делом. Которую надо кормить, которой нужно спать и одеваться, чтоб не было холодно. Которой нужно… в общем, не очень много-то ей нужно, строго говоря. Но которой нас учили бояться, потому что она может победить это наше «мы». А почему она может победить и почему так надо этого бояться? Почему в социуме запущена такая дезинформация, что вот этого вот надо так ужасно бояться? Зачем социуму это нужно? Кому вообще нужна эта легенда о звере?

Все мы до какой-то степени извращенцы. Про свое собственное тело не можем спокойно сказать: это мое. Так спокойно: мое это. Да, мое. Вот такое. Мое это. Это трудно, потому что у нас есть образцы идеальных тел. Хотя это все совершенно полный бред. Видел я таких Шварценеггеров при эмоциональной нагрузке. Я работал с ними. Они падали. Перетаскать двадцать тонн железа за тренировку – это они запросто, а пятнадцать минут сильной эмоциональной нагрузки – и они просто падали. Кричали: «Дайте кушать, дайте анаболика, дайте нафаршироваться». Машины разные нужны, машины разные важны. Каждому своя, не чужая.

Это знание никому, кроме тебя, не нужно. Тебя! Другим оно не нужно и никогда не будет нужно, и сколько ни боритесь, сколько ни создавайте партий или объединений, сколько ни пишите воззваний, этого не будет никогда, и слава тебе господи, что никому это не нужно, кроме тебя. По определению. Ибо это только тебе и предназначено личное знание, единичное. Бессмысленно объединяться в союзы по этому поводу. Но осмысленно объединяться в союзы по другому поводу.

По какому поводу?

Напряжение между Я и Мы должно было объективизироваться в большом масштабе, а не только в одном персональном теле. Оно и объективизировалось. Причем это Я существует в двух ипостасях. В ипостасях уникальных специалистов, куда выталкиваются из социума в отдельное сообщество, в разнообразные спецгородки, спецклубы или спецучреждения – куда-нибудь от нормальных людей подальше, чтобы не заражали своим Я наши стройные ряды объединенных в Мы. Они в этих рядах нужны, потому что творить, открывать и изобретать может только Я. Мы не может ничего изобрести, открыть. Но зато Мы гениально умеет этим пользоваться. Итак, такое напряжение существует. Но существует и другая ипостась. Ее мы имеем в виду, когда говорим о веселых сумасшедших, о тех, кто в состоянии, действительно в состоянии быть совершенно Я, быть собой до конца. То есть быть Я до конца. Это безумно трудно. Это какое-то сверхъестественное состояние, но такие варианты есть. И тому есть свидетельства в истории человечества.

Хочу обратить внимание на один очень существенный момент. Есть колоссальная разница между Я, к которому обращено послание, и так называемым индивидуализмом, социально запрограммированной системой воспитания социальных бойцов. Множество очень ярких и привлекательных примеров этого мы видим и в жизни, и особенно в американском кино. Смотришь, и хочется верить в то, что это действительно так. Но суть ситуации видна совсем на других примерах. Летчик-истребитель поднимается в небо один, один сражается, один поражает цель, но в действительности нужно около двухсот человек, чтобы самолет взлетел и все произошло нормально от первой до последней минуты полета. Так что это летит не он. Это летит роль. Это Мы летит. Это Мы покорило космос, а не он.

Есть масса замечательных методик, кроме ДФС, но они не работают без автора. В присутствии автора работают, а в его отсутствие – нет. А все потому, что они не для Мы, а для Я. Для ученика, причем, скорей всего, одного. Эта ситуация и породила вечный и очень сложный вопрос, особенно для тех духовных людей, которые принадлежат к традициям, живущим в открытом социуме. Это вопрос личных отношений с социумом духовного человека. Его личных отношений, личного поведения, особенно в критических социальных ситуациях типа войн, революций или какого-либо беспредела.

В очень хорошем фильме «Андрей Рублев» есть попытка показать эту проблему. Помните, Рублев дал обет молчания, а тут набег татар, приведенных изменником? Что делать? Как прожить так, чтобы Богу Богово, а кесарю кесарево? И как кесарю кесарево, чтобы Бога не продать, чтоб не превратиться в Иуду? И как Богу Богово, чтобы революционером не стать и памятник своему Мы не поставить под видом духовных подвигов? Как в себе самом отделить одно от другого? Как не приписывать себе то, что сделало Мы, а Мы не приписывать то, что сделал сам? И как не пугаться своей машины и не называть ее ласково – это я?

Я не собираюсь сейчас давать исчерпывающие ответы на все эти вопросы. Я только хочу произнести их вслух. Потому что, может быть, они подвигнут вас к поиску. Наш общий друг и приятель Абу Силг сказал как-то: «Вся твоя „жизнь" – это объективация „твоих" (в кавычках „твоих", потому что еще надо выяснить – твоих или наших) отношений с реальностью». И больше ничего. В данном контексте «жизнь» понимается в том качестве, с которым в нашей Традиции предлагается растождествиться, потому что это жизнь Мы.

Реальность настолько многогранна, обладает такой полнотой, что ей, собственно говоря, ничего не стоит повернуться к тебе любым местом. Но если тебя нет, а есть только Мы, то она и поворачивается общим для Мы местом. И никакого персонального послания ты, естественно, не получаешь, потому что тебя нет. Оно есть, послание – есть! И персональная судьба есть. И дух. Он, собственно говоря, никогда никуда не исчезал. Все есть. И в этом смысле Махариши прав, когда утверждает, что, собственно говоря, достигать людям нечего, путь уже пройден, все уже есть! Все есть. Но это все предназначено тебе. Главное, чтобы был ты. Если есть ты, есть и индивидуальное отношение, есть индивидуальное послание, индивидуальная судьба. И реальность поворачивается к тебе как раз этим твоим персональным местом.

Где-то в 15 лет меня пригласили в Народный театр того самого завода, на котором я потом работал, в клуб «Заря». В моей жизни появился Владимир Федорович Долматов, потрясающий человек. Он закончил ФЗУ – фабрично-заводское училище, а потом вечерний техникум. Когда я с ним познакомился, он делал надписи на ящиках экспортных через трафарет. На экспортных, потому что это был военный завод. И при этом он руководил Народным театром, и это был очень достойный Народный театр. И вот Владимир Федорович Долматов стал моим первым наставником, да, собственно говоря, и отцом в определенном смысле. А до этого был Владимир Устинович, руководитель нашего драмкружка в Доме пионеров. Он часто приходил к нам в гости, дружил с моей мамой, и его знал весь город, потому что он в течение 30 или 40 лет играл Деда Мороза на главных елках города, и даже фамилия у него была Шальтис – «мороз» в переводе на русский язык. У него я получил первые театральные уроки. А Владимир Федорович учил меня не только этому, но и кое-каким жизненным принципам.

В неполные 16 лет я пошел работать на завод учеником слесаря. При этом я продолжал заниматься в Народном театре и тренироваться. Так я стал рабочим и перешел в вечернюю школу. Ну, там опять же обычная жизнь, романы… единственное, что может быть необычного или, там, не совсем обычного по тем временам, – я безумно влюбился в женщину старше меня на восемь лет, и у нас был очень… знойный роман. Я занимался спортом, неплохо выступал за сборную школьников Литвы, толкал ядро и метал диск и был чемпионом республики. Ездил на соревнования, на сборы… в общем, обычная жизнь.