А затем приятели вновь пускались в путь.
Не учли путешественники и того, что старые мотоциклы имеют свойство ломаться. Несколько мелких неполадок им еще как-то удалось исправить своими силами, но недалеко от Сантьяго мотоцикл Миаля чихнул клубами черного дыма и окончательно приказал долго жить. Маломощный же мотоцикл Эрнесто вынести двойную нагрузку попросту не мог – так «путешествие на мотоциклах» превратилось в просто «путешествие» – на пойманных попутках, зайцами на пароходах и поездах и, конечно же, на своих двоих.
Именно так, пешком, Эрнесто с Миалем добрались к раскинувшемуся на вершине горы Мачу-Пикчу. Но прежде чем перед ними открылся этот таинственный город, они несколько дней шли через прячущиеся в джунглях нищие деревни индейцев кечуа, тощие и грязные жители которых спасались от голода лишь листьями с кустов кока
[11]. Шли – и чувствовали себя куда более беспомощными, чем когда работали в лепрозориях. Прокаженных при определенной совокупности мастерства и удачи можно было вылечить – или хотя бы облегчить их страдания. А как помочь этим людям, робко следящим за ними из своих убогих хижин, они даже не представляли.
Когда Эрнесто с Миалем увидели легендарный город древних инков, величественный и безмолвный, словно не принадлежащий этому миру, то, завороженные его древней красотой, решили сделать короткий привал, чтобы перевести дух.
Короткий привал плавно перетек в многодневную стоянку – заброшенный «город среди облаков» очаровал друзей и словно не хотел отпускать. Вот уже которую ночь приятели встречали на просторной жертвенной площадке огромного алтаря; они раскинули палатки, сварили на костре чай матэ и, сидя на краю древнего камня, наблюдали за тем, как сгущающиеся сумерки поглощают заброшенный город инков и шумные, полные дикой жизни джунгли под ним.
– Слушай, старик, – говорил Миаль, неторопливо отхлебывая матэ из старой эмалированной кружки, – а что ты скажешь на то, чтобы здесь остаться? Посмотри, какая красота вокруг!
Эрнесто охотно поддержал игру приятеля – отставил свою кружку в сторону, облокотился локтями на колени и внимательно посмотрел на Миаля.
– Отличная идея! Только вот чем ты тут будешь заниматься, доктор биохимии?
– Ну-у… женюсь на индианке из знатного инкского рода, – не тушуясь, предположил Миаль. – Или, думаешь, не получится? – усмехнулся он.
Невысокий, кудрявый тридцатилетний мужчина с приятными манерами и престижной профессией врача обычно не страдал от недостатка внимания противоположного пола. Но только не когда рядом находился Эрнесто. На шесть лет младше него, жилистый, загорелый черноволосый парень обладал невероятным магнетизмом, который позволял ему обаять кого угодно. Даже когда Эрнесто не старался произвести впечатление, большинство девушек находили его совершенно неотразимым – живой, глубокий взгляд темных глаз с отблеском пережитых страданий и бушующих страстей, открытая улыбка и невероятное обаяние не оставляли им и шанса… И ни его неопрятный вид, ни грязная одежда, ни полное безразличие к своей внешности не имели для них никакого значения.
– Ну, почему же, – блеснул белозубой улыбкой Эрнесто, – думаю, тебе это под силу.
– Вот-вот! Женюсь на ней, провозглашу себя императором и стану правителем Перу, – продолжил биохимик. Впрочем, изрядно обросший, небритый, в заляпанной майке и просторных штанах, сейчас он мало походил на доктора. И еще меньше – на императора. – А тебя назначу премьер-министром.
– Благодарю за честь, амиго, – шутливо склонил голову Эрнесто. – Только, думаю, я быстро заскучаю на такой должности.
Этому Миаль был охотно готов поверить. Непоседливый Эрнесто не терпел рутины, ему нужно было непрерывное движение, требовались перемены и постоянный вызов. Несмотря на астму, Эрнесто в своей жизни успевал сделать столько, сколько и не снилось его здоровым сверстникам. Он профессионально играл в шахматы и футбол, занимался регби и конным спортом, увлекался гольфом и планеризмом, писал стихи, читал в подлиннике на французском, обожал велосипедные путешествия… Также он успел поработать матросом на нефтеналивном судне, изучить медицину и не раз попробовал себя в бизнесе – впрочем, безуспешно, отсутствие коммерческой жилки он полностью перенял от своего отца. А еще Эрнесто без труда очаровал Чинчину, дочь богатейшего помещика округи, руки которой добивались отпрыски всех аристократических семей. Чинчина приходила его провожать, просила привезти ей из путешествия хрустальные бусы и кружевное платье…
– Не заскучаешь, – заверил его Миаль. – Мы с тобой провернем здесь революцию и наконец-то устроим всем этим бедолагам нормальную жизнь.
Биохимик хорошо знал, чем можно зацепить своего приятеля, – Эрнесто грезил идеями революции, борьба за свободу привлекала его даже больше, чем медицина.
Однако, к его удивлению, Эрнесто шутку не поддержал. Он рассеянно провел рукой по отросшим волосам, задумчиво прищурившись, посмотрел вдаль, на исчезающую в густых вечерних сумерках панораму забытого города инков, и покачал головой.
– Нет, амиго, так не получится. Революцию без стрельбы не сделаешь, – тихо, но убежденно возразил он.
Биохимик вздрогнул – порывы холодного ветра подхватили слова Эрнесто, пронесли, отражая многократным эхо, через развалины Мачу-Пикчу и унесли вдаль, в будущее. В бурное, тревожное будущее, обещавшее непростые времена и грозные перемены.
Встряхнув головой, Миаль отогнал прочь глупые мысли.
И снова вздрогнул – жертвенный камень, на котором они сидели, из темноты обступили тени, словно сотканные из сумерек. Их силуэты немного напоминали людей, вот только двигались они совсем не по-человечески – ползли, крались, скакали, вились – и жадно тянули вперед руки, словно хотели кого-то схватить, растерзать, разорвать на части…
– Ты это видишь? – тихо спросил ошарашенный Миаль своего приятеля, ни на миг не отводя взгляда от темных фигур.
Не дождавшись ответа, он повернулся – и увидел, что Эрнесто стоит на противоположной стороне жертвенного камня, на самом краю. Стоит, вскинув голову и уверенно скрестив руки на груди. Чуть покачиваясь с носка на пятку и смотря прямо перед собой, Эрнесто что-то говорил теням – только вот из его рта, открывающегося в такт неслышным словам, не вылетало ни звука.
Тени клубились и колыхались перед ним, вздымались над головой Эрнесто, готовые вот-вот накатить огромной волной и поглотить его, – и опадали…
Испуганный и против воли завороженный этим странным зрелищем Миаль не мог точно сказать, сколько прошло времени – несколько минут или вся ночь. Но в какой-то момент тени отступили от алтаря, растеклись в стороны и растворились в ночной тьме.
Окаменевший от страха Миаль не шевелился до тех пор, пока не пропал последний силуэт, – и только потом сообразил, что до него доносится тяжелый, мучительный кашель и хрип. И хотя не раз слышал подобное раньше, от пережитого кошмара даже не сразу понял, что они означают.