«Порабощенные страны, доведенные до отчаяния, в один прекрасный день восстанут против своего угнетателя, тогда небывалая угроза нависнет над нашей страной. Будут поставлены под вопрос ее территориальная целостность и ее независимость…» — писал Антон Иванович.
Он все больше стал задумываться о целесообразности его пребывания во Франции. Тем более во Франции, по личной оценке генерала, «стало душно» — нет свободной печати, так как русские газеты выходят под «прямым или косвенным советским контролем». Деникину была закрыта возможность высказывать свои взгляды в печати.
В 1945 году старый воин почувствовал, что вокруг его имени началась какая-то непонятная суета. И он, по утверждению Н. С. Тимашева, автора предисловия к первому изданию мемуаров Деникина «Путь русского офицера», «от греха подальше, дабы не искушать судьбу, из Франции уехал за океан, где и остановился в США».
В письме Колтышеву Антон Иванович высказывал тревогу по поводу того, что после Второй мировой войны в белоэмигрантской среде расплодилось немало сексотов НКВД. Их надо особо опасаться. Не исключено, что и сам Колтышев был связан с советскими спецслужбами. Марина Антоновна в частном письме автору этих строк от 7 июня 1999 года сообщила небезынтересные сведения:
«В Париже лучший и как будто верный друг был полковник Колтышев. (Он скончался не так давно в доме для престарелых около Парижа.) Отец ему доверял как никому другому — и вдруг перед отъездом родителей в Америку что-то произошло — как будто мама застала Колтышева, когда он рылся в папиных личных бумагах. Говорили тоже, что он навестил советские власти, как только появился в Париже… Папа мне об этом написал только из New York ’а, не совсем ясно, но прося меня избегать Колтышева и це доверять ему. А он как раз очень часто ко мне приходил. Письма от родителей я не прятала. А вот именно это письмо исчезло — никак мне не удалось его найти…»
В памяти Деникина, надо полагать, были еще свежи эпизоды похищения агентами НКВД руководителей РОВС генералов Кутепова и Миллера. Все это создавало для Антона Ивановича душевный дискомфорт.
Советскому правительству было известно о патриотической позиции Деникина в годы Второй мировой войны. Сталин не ставил вопрос перед правительствами антигитлеровской коалиции о насильственной депортации Деникина в СССР, как, например, атамана Краснова и других ему подобных коллаборационистских деятелей. Однако об этом Антон Иванович не знал.
И конечно же, ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов то обстоятельство, что материальное положение Деникина во Франции катастрофически ухудшалось.
— У него было отчаянное финансовое положение, — сообщила в 1967 году Марина Антоновна советскому журналисту М. Сагателяну. — Франк тогда совсем ничего не стоил, и на пенсию, которую папа получал от русского монархического фонда, уже нельзя было прожить и нескольких дней. А тут вдруг пришло предложение от американского издательства писать мемуары, но с обязательным условием переезда в Америку. И отец в конце концов согласился.
Небезынтересно свидетельство нью-йоркской эмигрантской газеты «Новое русское слово». Оно позволяет расставить некоторые акценты. Газета писала о том, что отъезд бывшего вождя Белого движения из Парижа 5 декабря 1945 года вызвал много толков. При этом особое внимание в публикации «Нового русского слова» делается на следующем обстоятельстве: отъезд генерала Деникина из Парижа в Америку следует непосредственно увязывать с усиливающимся во Франции советским влиянием.
…Антон Иванович уезжал за океан. Это не была поездка в никуда. В США обосновались бывшие офицеры царской армии, видные деятели Белого движения, которые обещали своему бывшему вождю всемерную помощь. И из Европы в Новый Свет уезжали многие белые офицеры. Один из них — Валериан Августинович (ставший вскоре мистером Монвитом) предложил Деникину свой дом в Форест хилле, в одном из кварталов Нью-Йорка, и обещал найти издателя для публикации книги «Моя жизнь».
Решение принято. И тем не менее старому воину стало грустно… Он задал вопрос дочери: «Поедешь ли ты с нами?» — и разочарование. Марина Антоновна отказалась: она не хотела уезжать из Парижа, где у нее была любимая журналистская работа и где жил человек, чьей женой она хотела стать. А тут еще бюрократические сложности с переездом.
Шли дни, заполненные бесконечными хлопотами: визиты в консульство, в посольство, к врачам, на которых была возложена обязанность выдавать свидетельства о здоровье. Наконец в двух нансеновских паспортах были поставлены по две печати: транзитная английская виза и американская эмиграционная виза.
21 ноября 1945 года Деникины, доверив дочери старого кота Васю, уехали в Дьепп. Они хотели провести три или четыре дня в Лондоне, а затем сесть на корабль, отбывающий в Соединенные Штаты.
В поезде, идущем из Ньюхевена в Лондон, жена Деникина написала короткое письмо капитану Латкину, одному из тех бывших бойцов белой армии, которых не соблазнило пение советских сирен:
«Весь путь через Лa-Манш я пролежала на кушетке. А. И. (Деникин) сначала прогуливался по палубе, потом задумал истратить все франки, которые у нас остались, — 400 франков, роскошно пообедав. Ему подали жаркое из баранины с картофелем и зеленой фасолью, английский сыр, в больших количествах, хлеб (белый/), масло и три чашки кофе. И как вы думаете, сколько все это стоило? Всего лишь 50 франков!
В Ньюхевене английский носильщик, взяв наш багаж на судне, донес его до поезда и настоял на том, чтобы дать мне сдачу с купюры в 50 франков. Зато наш французский носильщик в Дьеппе состроил кислую мину, когда я ему протянула 100 франков…»
30 ноября Ксения Васильевна написала дочери:
«Мы еще в Лондоне. Наше судно потерпело аварию и стоит на ремонте в доке. Мы сядем на более быстроходное судно и доплывем до Нью-Йорка за четыре дня вместо шести-семи, которые предусматривались первоначально. Наше судно называется „Королева Елизавета“.
Твой отец чувствует себя хорошо, но я нахожу, что он слишком много ест и мало двигается.
Как дела у маленького Мишу ни и старого Васи? Мы обнимаем вас всех троих.
Через несколько дней будем в Нью-Йорке».
Что же их ждет за океаном?
ЛЕНТОЧКА МОЯ ФИНИШНАЯ…
Неведома печаль мне на кладбище,
Сюда ведь только тело отнесли…
Н. Белоконева
— Ася! Я пишу Колтышеву, что русский Нью-Йорк встретил нас приветливо. Ты как считаешь? — спросил супругу Антон Иванович.
— Согласна. Но что будет дальше?
— Поживем — увидим!
Начало действительно было для Антона Ивановича неплохим, что видно из письма Ксении Васильевне дочери от 8 декабря 1945 года:
«Дорогая Марина!
Вот мы и приехали. К сожалению, наше судно подошло к причалу так рано, что в темноте еще невозможно было разглядеть ни статуи Свободы, ни небоскребов!