Жизнь и смерть Бенито Муссолини - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ильинский cтр.№ 57

На следующий год Федор Иванович вновь был приглашен в «Ла Скала» на «Бориса Годунова». Все ждали великого русского, поющего по-русски. Шаляпин пел… по-итальянски. В своем переводе.

С Шаляпиным по Европе всегда ездил его лакей и мой друг Мишель, быстро осваивавший языки, переделывавший парики, костюмы и различный театральный реквизит. Однажды в Риме он оделся под Муссолини, вышел на улицу и получил много подарков. Но Шаляпин запретил Мишелю такой «промысел». Муссолини же одобрительно хохотал. Ракеле послала Мишелю что-то похожее на парик…

В тридцатых годах моим лучшим другом стал Миша — приемный сын В.И. Немировича-Данченко. Я, видимо, был для него единственным человеком, с которым он мог говорить откровенно. Он мне рассказывал многое из жизни отца, который, например, присутствовал при коронации Николая II. (Сам Федор Федорович видел царя всего один раз. Он ехал на вороном коне впереди своей свиты. «Мы, мальчишки, — вспоминал Федор Федорович, — устроились на втором этаже какого-то дома и смотрели на это величественное зрелище».)

При коронации же обряд был следующим. В определенный момент царь становился на колени и приносил клятву служить народу до смерти. Затем император поднимался, и все присутствовавшие падали ниц с клятвой быть верными царю. Как видите, царь не сдержал клятвы, отрекся от престола при жизни. Это значит: он предал народ, изменил клятве, — говорил мне Федор Федорович. — Не люблю предателей. Поэтому я — против монархии.

В тридцатых годах я мог вернуться на постоянное жительство в Москву. У меня был паспорт с подписями Калинина и Ягоды. Паспорт этот у меня украли. Возможно, и к лучшему… люблю старину. Чем дальше назад, тем все было лучше… — улыбался Шаляпин, закуривая сигарету.

В Москве в определенных кругах меня считают, возможно, сумасбродом, склеротиком. А я-то… хитрый. Как все Шаляпины. У меня в 87 лет мозги работают лучше, чем у некоторых в 40. Я не чувствую своих лет. Езжу за рулем, хотя вижу плоховато. Никогда не пил крепких напитков. Только вот курю многовато…

Россию? Люблю безмерно. Пытаюсь оправдывать все, что у нас происходит. Трудности огромные, но верно, что русский человек их переборет. Помню, как Горький говорил Федору Шаляпину: «Русская революция — это новорожденный труп. Нэп — это вынужденный компромисс». Чистки? К ним с веками привыкли. Теперь экс-Советский Союз пожинает плоды.

Макиавелли считал, что все надо делать понемногу, чтобы добиться большого. Его книга — на столе у каждого цивилизованного короля или правителя… Была она у Витторио Эмануэле, была у Муссолини. У меня тоже, — засмеялся Федор Федорович.

— Храните ли память об истории рода Шаляпиных?

— Конечно. Прадед валял валенки на Волге. Дед служил писцом в Казанской управе, имел прекрасный почерк и считался искусным каллиграфом. Федор Иванович тоже имел красивый почерк. Это качество унаследовал и я.

Из записей деда знаю, что самым «страшным происшествием в Казани» была установка телефонов. Почему «страшным»? Никто не видел того, кто говорит на другом конце провода. Вдруг полицмейстер, судья, а то и губернатор, министр, сам император! Как узнать, кто? Ужас!

Поэтому и решили держать у телефона дежурного, который при каждом звонке становился «во фрунт» и торжественным голосом объявлял: «У телефона». В России надо бояться всего. Законы меняются, часто бывают противоречивы и во все времена неточны. Недаром говорят: «Закон — что дышло…» Италия в этом отношении — копия России… Пытался кое-что изменить Муссолини. Но знаем, что из этого вышло.

В России, как и в Италии, всегда любили историю, которую так часто авторы преломляли в угоду правителям. А зачем? История все расскажет лучше сама, без выдумок… Но так думаю я, Шаляпин.

…В марте 1992-го Федор Федорович приехал на Английское кладбище на похороны Е.А. Шилтян — вдовы русского художника Григория Ивановича Шилтяна. «Не нравится мне это учреждение», — только и сказал мне Шаляпин.

На Английском (Русском) кладбище «места» для Федора Федоровича Шаляпина (без денег) не нашлось. Похоронили великого человека скромно и тихо 21 сентября 1992 года у «Первых ворот» Рима с надеждой перезахоронения в России. Но это не так просто и быстро сделать.

Завещал Федор Федорович России, Оружейной палате кольцо с бриллиантами, подаренное императором Николаем II отцу — Федору Ивановичу Шаляпину, а также Бахрушинскому музею в Москве — фотографии и письма. Все, что осталось… Кое-что взяли сестры…

…Когда умер Николай Бенуа, я “умолял редактора «Известий» опубликовать мою заметку, но тот лишь ответил: «Ты с ума сошел. Какой Бенуа? Кто его знает в России?»

Не могли ценить они нашей российской славы…

В Италии все ведущие газеты сообщили о смерти Федора Федоровича. В России только еженедельник «Век» напечатал мою статью. И, конечно, вспомнили о Федоре Ивановиче, который более тридцати лет прожил в Италии. Впервые итальянцы услышали голос артиста 16 марта 1901 года в опере «Мефистофель» А. Бойто. Партнером великого Шаляпина был великий Карузо. Дирижировал Артуро Тосканини. «Великолепен как певец, неподражаем как артист…» — писала 21 марта 1901 года миланская музыкальная газета. Позже Шаляпин пел в Риме, вновь в Милане, Неаполе, Генуе, Венеции, в Бари. Восприятие его творчества, как и сложного характера, всегда было самым восторженным. В театральных кругах ему помогала супруга Иоала Торнаги. Шаляпин открыл итальянской публике русскую историческую оперу — «Князь Игорь», «Псковитянка», «Борис Годунов», «стихию русских народных песен, от которых «ухнула», как на Волге, вся Западная Европа… по-своему, по-шаляпински, исполнил он многие произведения итальянских композиторов.

В библиотеке и римском досье Федора Федоровича остались любимые отцом книги, многие рукописи, материалы о творчестве Федора Ивановича. Где они сейчас? Им грозит гибель. Как спасти рукописи? Содержание большинства из них мне неизвестно. Однако среди бумаг сохранилась рукопись «Слово в память артиста». Федор Федорович говорил мне, что старательно переписал это «Слово» из какой-то газеты, кажется, из «Последних новостей» (июнь 1938 года). Своим почерком каллиграфа. Но текст от этого лучше не стал, не мог стать. Так говорил П.Н. Милюков — известный русский политик, писатель и журналист. В июне 1938 года в Париже на вечере эмигрантов, членов Союза писателей и журналистов через два месяца после кончины Федора Ивановича… Вот этот текст с некоторыми сокращениями.

«Ровно год тому назад в этом самом зале Ф.И. Шаляпин, больной и усталый, давал свой последний концерт, — записал Федор Федорович. — Присутствующие были поражены подбором программы: большая часть номеров посвящена смерти. Ясновидение артиста оправдалось: он от нас отошел. Слитком короткий промежуток времени отделяет нас от его кончины; слишком жива еще скорбь. О Ф.И. Шаляпине после его смерти было написано много прекрасных статей. Но цельного образа еще нет, и рано пытаться начертить его.

Великие люди, как горные вершины, видны только издали. Вблизи их очертания заслонены случайными неровностями и боковыми тропинками. Нужно одолеть эти препятствия, чтобы добраться до вершины, установить связь между Шаляпиным — человеком из народных низов и Шаляпиным — гением, заслужившим мировое признание.