«Русско-германский договор, — считал Муссолини, — сделал Германию непобедимой в конфликте с любой державой и коалицией. Вступим мы в будущую войну или нет, немцы все равно займут всю Европу. Если мы не заплатим свою дань кровью, они одни будут диктовать условия в Европе. А это будет означать конец латинской культуры. Мы же должны иметь и хлеб, и бензин…»
Не идеология, а политика, «римский расчет», жажда получить более лакомый кусок при дележе «пирога» заставляли Муссолини следовать в фарватере фюрера. Кто сможет противостоять немецкой военной машине? Муссолини переживал тяжелейший психологический кризис. «Меня критикуют со всех сторон за нерешительность и страх перед очередным политическим или военным ходом, по если сделать ошибку, все созданное за двадцать лет может рухнуть, и мы не дойдем до финиша победителями…» Многие хотят дать совет. Но у всех свой интерес. А папа римский?
Месяц спустя умер папа Пий XI. Бенито Муссолини сказал по этому поводу: «Христианство потеряло большого человека. Мы потеряли папу, способствовавшего примирению церкви и итальянского государства!»
Сестра папы Пия XI сообщила, что, умирая, понтифик завещал Муссолини скуфью и художественное блюдо. Во время Социальной республики эти предметы были переданы на хранение миланскому кардиналу Шустеру. В марте-апреле 1939 года было объявлено о конце войны в Испании и об оккупации Албании.
Сын Муссолини, красавец и виртуоз высшего пилотажа Бруно, совершивший 27 боевых вылетов, вернулся в Рим из Испании раньше конца войны. Он был откомандирован по личной просьбе Франко, чтобы не стать «особо преследуемой мишенью».
Экспедиция в Албанию была подготовлена Галеаццо Чиано. Муссолини убедился в необходимости проведения этой операции, в основном, из-за поведения короля Зогу, который, по его словам, «брат итальянские деньги и одновременно заигрывал и на Западе, и на Востоке, с Белградом и Москвой». Бенито Муссолини решил с этим покончить одним ударом. 7–9 апреля 1939 года.
«Удар кулаком» произвел Галеаццо Чиано. За это король наградил его «лентой Провозвестницы», о которой зять дуче очень мечтал и которой настойчиво добивался.
Галеаццо Чиано подписал с фон Риббентропом в первые дни мая 1939 «Стальной пакт» — договор, задуманный еще в ходе первого визита Муссолини в Германию. После подписания «Стального пакта» пришло трагическое сообщение: внезапная смерть адмирала Костанцо Чиано, отца Галеаццо. Бенито Муссолини переживал смерть адмирала. Он оставил все дела и поехал в дом усопшего в Понте-а-Марино… Там дуче встретился с королем-императором, также приехавшим на похороны. Король приказал почтить память адмирала траурным салютом в Риме.
Лето 1939 года. Последнее лето перед началом мирового конфликта. С тех пор как был заключен «Стальной пакт», контакты между Римом и Берлином участились, записала Ракеле Муссолини 25 августа 1939 года: «Муссолини старался крепить союз в надежде заставить Гитлера проводить более спокойную политику, беспокоился все больше и больше по мере того, как становилось очевидным, что фюрер намерен начать военные действия».
С приближением конфликта Муссолини был озабочен двумя проблемами: во-первых, говорил он, «известно, как начинается война, но никто не знает, как она заканчивается; во-вторых, война никогда не устраняла распри между народами, она только откладывала их разрешение»; в-третьих, «Италия не была достаточно подготовлена к новой войне». «Завоевание Эфиопии и испанский конфликт с еще большей ясностью выявили нашу хроническую нехватку в сырье»…
Лица, ответственные за боевую подготовку к войне, зачастую отдавали противоречивые или прямо противоположные приказы. Сын Муссолини Бруно — пилот, военный летчик имел возможность наблюдать и контролировать действия людей и ход событий в итальянских вооруженных силах. Бруно считал, что легкомыслие подчас принимало формы злоупотреблений; люди, в основном, озабочены собственной карьерой и заняты рекламированием своей деятельности больше, чем самой этой деятельностью. Он обнаружил, что под стереотипной фразой: «Дуче, по вашему приказу! Мы готовы», — генералы скрывали реальные факты, подразумевали каждый свое, а попросту… крали…. И немало.
В Рокка делле Каминате приехал с докладом заместитель государственного секретаря по делам авиации. Ему было поручено провести инспекцию авиастроительного завода Крапони, расположенного недалеко от Предаппио. Он должен был проверить выполнение поставок материалов для строительства нескольких сотен самолетов. И он некоторое время спустя доложил, что сотни самолетов нового типа уже готовы. На самом деле материалов, доставленных в Предаппио, хватало только на два самолета!
* * *
В начале июня 1939-го из Берлина пришел срочный запрос на организацию очередной встречи Гитлер — Муссолини, чтобы обсудить «обшие цели». Дуче понимал, о чем шла речь, и не торопился с ответом. Не желая на этот раз остаться с Гитлером один на один, он предложил созвать международную конференцию, которая, в свою очередь, не устраивала Берлин. Но фюрер уже сделал свой выбор.
Как-то вечером на вилле Торлония Муссолини признался Ракеле: «Я надеялся, что произойдет чудо и удастся сдержать стремительный напор фюрера. Чудо не свершилось. Окончательно все стремления к миру свелись на нет с заключением договора о ненападении между Германией и Россией».
Муссолини был очень удивлен не столько самим договором — он был на стороне установления modus vivendi с Россией в рамках политики мирного сосуществования с Восточной Европой и Советским Союзом, — сколько потому, что считал: «этот договор — только гигантский шаг к войне».
После подписания договора в Москве дипломатия европейских стран активизировалась. Взгляды повернулись в направлении Рима: многие в Париже и Лондоне возлагали надежды на новый Мюнхен.
Каждый день Муссолини и Чиано принимали послов, аккредитованных при Квиринальском дворце. Особенно часто полномочных представителей Германии, Франции, Англии. Только за один день, 25 августа, от Гитлера пришло три телеграммы, переданных послом фон Макензеном. На третью телеграмму Муссолини отвечал в 10 часов вечера с виллы Торлония. «Затронуты главные интересы… может быть, будущее всей европейской цивилизации… если не всего мира».
22 августа 1939 года Гитлер объявил узкому кругу генералов, что собирается «уничтожить» Польшу и может рассчитывать на поддержку Муссолини и Сталина. Дуче все понял и объявил, что вступит в войну на стороне Германии, если получит 17 тысяч вагонов со стратегическими материалами для перевооружения итальянской армии. Германия этого выполнить не могла.
В конце августа Бенито объявил: «Будет война! Согласия достичь не удалось. И та, и другая стороны готовы идти до конца». «Война — это как лавина: невозможно предвидеть ни продолжительность, ни направление. Были войны, длившиеся сто лет. Я буду стараться сделать все возможное, чтобы ограничить зло в рамках германо-польской дуэли», — сказал Муссолини 28 августа 1939 года.
1 сентября 1939 года дуче заявил кабинету министров, что решил пока не ввязываться в войну, остаться в числе «невоюющих стран» (не нейтральных) и заслужил ликование толпы на площади под балконом старого дворца «Венеция» в знаменитом историческом центре Рима.