в) отрывая мышление от языка и “освободив” его от языковой “природной материи”, Н. Я. Марр попадает в болото идеализма»
[1198].
Сталин правильно определил самое важное положение позднего варианта концепции Марра и, конечно же, точно уличил его в «идеализме». Но, вырвав из контекста и без того запутанный и, как всегда, многослойный и аллегорический текст Марра, он представил академика в дурацком обличье. Воспроизведем то, что предшествовало цитате Марра в сталинской статье, рассчитывая на снисходительность современного читателя к специфической форме выражения неординарных мыслей великого косноязычного лингвиста. Беря на себя смелость давать столь высокую оценку научной деятельности Марра после уничижительной критики почетного академика И. В. Сталина и других выдающихся ученых, я всего лишь следую за академиком Б. Б. Пиотровским (и выдающимися лингвистами – сторонниками Марра), близко наблюдавшим и учившимся у Марра, а в преклонные годы вспоминавшим: «Лекции были трудными, так как гениальный ученый не всегда мог отделить второстепенное от самого существенного и слишком прямолинейно применял “историзм”, с чем было трудно согласиться. Но как историк культуры он развил учение о семантике, которое явно выходило за рамки языкознания»
[1199].
Так все-таки гений или вульгаризатор и даже – шарлатан? Судите сами, постаравшись непредвзято вникнуть в марровский текст-ворожбу:
«Каков же будет язык, единый язык будущего бесклассового общества, а с ним роль мышления?
За многие сотни тысяч лет, миллиона три, сменились орудия производства стандартизированных языков, при учете мышления качественно четырех языков: ручного языка, победившего комплексный не дифференцированный пантомимо-мимическо-звуковой пиктографический со зрительным мышлением; локализовав мышление в правой руке, ручной язык взял верх и, стандартизированный, охватил весь мир; его сменил звуковой язык в первой стадии своего развития с тотемическим мышлением, космическим и микрокосмическим, развернутым в пределах возможностей ручной речи, на второй стадии – с формальным логическим мышлением, когда оно стало воспринимать мир аналитически, все более и более проникая в технику его построения и утрачивая чувства целого, синтез со сменой орудия мышления (всего тела, рук и лица, полости рта и звуков), орудия восприятия (сердца, ушей) и локализация мышления в правой руке (в сердце и, наконец, в голове).
На всех стадиях мышление неразлучно с языком, одинаково с ним изменчиво, но, будучи также одинаково с языком коллективно, мышление с языком расходится техникой, качеством, количественным охватом своей службы. Язык в действии обслуживает лишь актуальный коллектив, притом в различных пределах в зависимости от технических слуховых или зрительных средств распространения речи, тогда как для мышления физических пределов нет, пределы же замыкания – временны, поскольку они и во времени и в пространстве отодвигаются или совершенно снимаются с расширением и углублением опытных знаний. Язык подвержен воздействию окружения непосредственно или при посредстве слуховой передачи лишь в современности, а в прошлом, как и в будущем, его отношения реализуются только письмом, с определенной стадии закабалившим живой язык, а мышление, не имея иных способов выявления, как язык или его замена, не имеет, кроме пределов своих знаний, никаких препон для общения со всем миром и прошлым, и будущим: мышление, действуя как надстройка базиса, творило в ней, надстройке, собственно лепило то, чего никто не постигал, материально лепила мифы, зачатки мировоззрения и эпоса»
[1200]. Затем уже шли те фразы, которые привел Сталин, но и они даны им в усеченном виде. Опущенную Сталиным фразу я выделил: «Язык существует, лишь поскольку он выявляется в звуках; действие мышления происходит и без выявления. У языка, как звучания, имеется центр выявления, центр работы мышления имеет мозговую локализацию, но все это формально, особенно звукопроизводство, всегда сочетаемое с мышлением или с продукциею мышления. Язык (звуковой) стал ныне уже сдавать свои функции новейшим изобретениям, побеждающим безоговорочно пространство, а мышление идет в гору от неиспользованных его накоплений в прошлом и новых стяжений и имеет сместить и заменить полностью язык. Будущий язык – мышление, растущее в свободной от природной материи технике. Перед ним не устоять никакому языку, даже звуковому, все-таки связанному с нормами природы»
[1201].
А теперь попробуем изложить всю эту марровскую «труд-магическую тарабарщину» более понятным языком, не обращая внимания на сталинские характеристики.
Уже первая фраза Марра – сбывшееся пророчество: «За многие сотни тысяч лет, миллиона три (выделено мной. – Б. И.), сменились орудия производства стандартизированных языков». Доклад «Язык и мышление» был прочитан Марром на чрезвычайной сессии Академии наук СССР 26 июня 1931 года. В это время палеоантропологи утверждали, что древнейшие предки человека появились на Земле менее одного миллиона лет назад. И только через двадцать восемь лет, в 1959 году, открытие английского семейства археологов Лики обезьяноподобного человека в Африке (в Олдувайском ущелье) продлило возраст человеческого рода до 2 млн 600 тыс. лет – 3,5 млн лет
[1202]. Палеоантрополог П. И. Борисковский, тот, кто в 1950 году спешно отозвал свою статью в «Правду», написанную в поддержку теории Марра, в 1977 году опубликовал теоретический раздел «Возникновение человеческого общества» для одноименного академического издания. Так вот в нем проблему происхождения и развития языка и мышления как важнейших признаков человеческого рода он вообще обошел молчанием
[1203]. После выступления Сталина и до перестроечных дней эта тема была негласно «заморожена» не только в отечественной лингвистике, но и во многих других науках о человеке. И все же некоторые лингвисты, археологи и этнографы, в особенности те, кто был когда-то так или иначе связан с Институтом материальной культуры, формально открещиваясь от идей Марра, продолжали фиксировать правильность многих его предположений и наблюдений. Так, например, произошло не только с предсказанием древности человеческого рода, но с важным предчувствием-наблюдением Марра о том, что по мере проникновения в древнейшую историю будет наблюдаться все большее сходство в предметах материальной и духовной культуры прачеловечества на всей территории обитаемого тогда мира. «При этом, – вторят Марру современные авторы (70-е годы XX века), – чем в большую древность мы опускаемся, тем ощутимее становятся черты сходства, но никогда это сходство не превращается в тождество»
[1204]. Напомню – Марр говорил об огромном разнообразии первоначальных («племенных») человеческих языков и культур при их структурном и функциональном сходстве, включая «стандартизированные языки», типичные орудия труда и стандартные приемы обработки материалов, распространившиеся во всем мире. По мере же развития человечества, в результате многочисленных этнических и культурных смешений и расщеплений, качественных (стадиальных) общественно-экономических скачков, языки начинают все больше сходиться в то, что получило название языковой семьи и в иные лингвистические общности современного мира. Так что свою языковую «пирамиду» Марр действительно пытался поставить основанием на данные археологии.