Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - читать онлайн книгу. Автор: Борис Илизаров cтр.№ 207

Страница

Накануне 1950 года вряд ли у кого оставались сомнения в том, что эта языковедческая кампания приведет примерно к таким же последствиям, к каким привели подобные «дискуссии», прокатившиеся в биологии, философии, физике и других науках. Некоторые из наиболее ретивых «марристов», а точнее, чиновников при науке (те же Сердюченко, Филин, Дмитриев), спешили занять наиболее жесткую позицию, сулившую большие перспективы. И вдруг все изменилось буквально в одночасье, и изменилось по воле вождя. Никакого совещания языковедов в Агитпропе ЦК так и не состоялось. На докладной записке нет никаких резолюций Суслова, но зато есть помета «Архив. Гаврилов. 4.1.50 г.» и справа роспись «А. К(отова)», которая подтверждает то, что документ в первых числах января действительно попал в архив. По этой дате можно судить о том, когда Сталин, а с ним и Советская власть решительно развернулись в антимарровскую сторону – в первых числах января 1950 года.

В современном архиве Сталина (в доступной ее части) нет ни одного документа, проливающего свет на это обстоятельство. Сейчас там находится шестнадцать архивных дел, так или иначе связанных с дискуссией. Их документы охватывают период с конца декабря 1949 года по июнь 1952 года. Но основные события, ознаменовавшие собой столь решительный поворот, нашли отражение всего лишь в шести-семи делах, а сами события происходили в течение первой половины 1950 года. Остальные архивные материалы – это поздние отклики на «эпохальные» труды вождя и перепечатки его статей в различных советских и зарубежных изданиях.

Документы архива Сталина как бы предлагают современному исследователю поверить в то, что первый толчок дал, и к тому же по личной инициативе, секретарь ЦК КП(б) Грузии К. Чарквиани, который направил на имя Сталина горестную записку о тяжелом положении в советском языкознании. Для убедительности Чарквиани приложил к записке копии работ уже упоминавшегося грузинского языковеда А. Чикобавы: «Стадиальная классификация языков академика Марра», «Турецкая лингвистическая теория “гюнеш дли” в связи с проблемой историзма в современной лингвистике» и фрагмент его же книги «Проблемы языка, как предмета лингвистики, в свете основных задач советского языковедения». Записка датирована 27 декабря 1949 года, хотя первая работа Чикобавы была написана более чем за полгода до этого (в записке указана дата – 21 апреля 1949 года) и явно с самого начала предназначалась для самого вождя ^[965]. Возникает вопрос: почему не профессиональный лингвист, а партийный функционер, к тому же не из центрального аппарата, а из республики Грузия, ставит в общегосударственном плане вопрос о неблагополучии в советской лингвистике в целом? Ссылается при этом на мнение и работы профессора Чикобавы, который с 30-х годов выступал с критикой марризма, но не был самой видной фигурой ни в научном мире вообще, ни в области лингвистики в частности? Почему, наконец, именно Чикобаву Сталин в дальнейшем использует в качестве передовой «ударной» силы против «нового учения о языке». В это время в СССР работали гораздо более именитые специалисты, и явно и тайно настроенные резко отрицательно по отношению к яфетической теории. Конечно, можно вполне здраво предположить, что Сталин сознательно использовал для посмертного развенчания грузина Марра его же земляков – Чарквиани и Чикобаву. Так он поступал почти всегда, когда ему надо было провести массовые репрессии, чистки, крутые «социалистические» преобразования или иные карательные операции. Как правило, у него для каждой республики был подготовлен свой «национальный» исполнитель. Например, для Азербайджана – Багиров, для Грузии – Берия, для Армении – Микоян, для многонациональной Украины – Косиор, Каганович, Хрущев… В Средней Азии были свои люди «коренной» национальности. Если репрессии носили особо массовый или остро политический характер, большую часть ответственности Сталин брал на себя, одновременно возлагая ее на особо доверенных лиц: Ягоду, Ежова, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Берию. Однако ответ на подлинные причины использования грузина Чикобавы в деле развенчания грузина Марра я нашел в сталинской библиотеке и среди свидетельств участников событий.

В сохранившейся части библиотеки Сталина довольно много книг с дарственными надписями вождю и от него, но почти нет надписей третьих лиц, адресованных другим людям. Когда они все же встречаются, то это главным образом ближайшие родственники Сталина (дочь дарит книгу брату, тетка – племяннице и т. д.). Поэтому удивляет книга, обнаруженная мной в библиотеке Сталина, уже упоминавшегося профессора Чикобавы «Древнейшая структура именных основ в картвельских языках» (Тбилиси, 1942) с дарственной надписью от автора… Л. П. Берии. По-русски на первом чистом листе аккуратно чернилами написано: «Глубокоуважаемому Лаврентию Павловичу Берия – одна из работ, выполненная в реорганизованном Вами Институте языка. С благодарностью от автора. 16.IV.1942» ^[966]. Почему, когда и как эта книга попала в библиотеку Сталина? Очень специальный труд объемом почти 350 страниц напечатан на грузинском, но снабжен предисловием и аннотацией на русском и английском языках. Как я уже писал, Сталин до конца своих дней говорил, читал и писал на родном языке ^[967]. Но на книге нет помет и явных следов интереса Берии или вождя к ее содержанию. И все же подарок – это не просто формальный жест автора в сторону всесильного земляка Берии. О какой реорганизации и о каком Институте языка пишет «благодарный» Чикобава? За что он его благодарит? Похоже, речь идет о Тбилисском институте языка и литературы им. Н. Я. Марра. Но сам Чикобава числился профессором Тбилисского университета им. И. В. Сталина. А какое отношение к языкознанию имел Берия? В научной литературе я не нашел пояснений на сей счет. Получается, что ученый-лингвист из Грузии А. Чикобава, избранный тогда же, в конце 1941 года, академиком АН Грузинской ССР, имел какие-то особые отношения с Берией? Похоже на то, что эти отношения сложились еще тогда, когда Берия был первым секретарем ЦК Компартии Грузии и фактически наместником всего Кавказа. Здесь интуиция Солженицына подвела: антимаррист Чикобава не был такой уж страдательной стороной, его «прикрывал» сам Берия. Последний, по каким-то причинам гораздо раньше Сталина, заинтересовался проблемами языкознания, и именно Берия обратил его внимание на Чикобаву и на антимарристские работы профессора, а значит, и на всю проблему в целом. Еще в начале 30-х годов Чикобава выступил с критикой марризма, главным образом за то, что Марр выделял абхазский язык в особую группу. У Чикобавы была собственная «национальная идея»: он всячески пытался найти родство между картвельскими (грузинскими) и абхазским языками, а с ним утвердить родство всех этносов, включенных Сталиным в Советскую Грузию. Не по душе ему было и то, что Марр находил общие истоки армянского и грузинского языков. За всеми трудами Чикобавы стояла идея этнически единой и в высшей степени самобытной Грузии, и за это его можно было причислить к грузинским националистам. Но у высоких покровителей такого желания не было, а напротив, они, не лишенные того же чувства, всячески помогали ему делать карьеру. Еще в 1938 году Чикобава опубликовал «Чанско-мингрельско-грузинский словарь», то есть издание, посвященное родному наречию Берии. В 1939 году он публикует, но опять на грузинском языке монографию «Общее языкознание (ч. II)», посвященную истории языкознания и философии языка. В ней есть специальная глава «Академик Н. Я. Марр о сущности языка», в которой Чикобава открыто, беспощадно и издевательски бьет в самые чувствительные положения теории Марра: «Четырехэлементный анализ могучее средство произвольного расчленения любого сопоставления любых слов и их частей в любых языках, если только к этому представится надобность» ^[968]. Так писал Чикобава в 1939 году. Откуда эта смелость, на которую не решались даже самые маститые ученые? Незадолго до войны, в 1940 году, ему удалось выступить с докладом «Проблемы языка, как предмета лингвистики, в свете основных задач советского языковедения» на годичной сессии Отделения литературы и языка АН СССР. Тогда он использовал главу из своей монографии, уже переведенную на русский язык. Однако и это выступление не имело никаких грустных последствий ни для самого Чикобавы, ни для марристов. Правда, глава «школы Марра» и руководитель Отделения литературы и языка академик И. И. Мещанинов был вынужден заявить, что четырехэлементный анализ не является универсальным методом «нового учения о языке». Этим все и ограничилось, а затем наступила война. Оттиск публикации того доклада Чикобавы также был приложен к записке Чарквиани Сталину в 1949 году. А наиболее жесткие марристы (Сердюченко и др.) не забыли Мещанинову такого компромиссного поведения.

Страница