Лезвие царапнуло по ребрам, и весь мир взорвался чернотой. Дейдре упала навзничь. Существо попыталось подняться, но получило удар носком сапога в шею и, сдавленно вскрикнув, повалилось на спину. Дейдре встала на ноги и обрушила прут на голень монстра.
И тут же бросилась наутек.
Нико был потрясен.
— Вас ослепил Праязык?
Архимаг устало потер глаза.
— Все началось в Астрофеле. Я слишком заигрался в политические игры и стал слегка самонадеян. Я влюбился в магически неграмотную девушку — внучатую племянницу ректора. Она забеременела, и мы тайком обвенчались… — Нико молча кивнул, а старик продолжил: — Мои враги узнали про мою беременную жену и раздули скандал. Оппозиция ополчилась — в основном те из фракций, которые желали, чтобы Орден активнее вмешивался в политику королевств. В надежде замять скандал, ректор объявил, что разлучит мою жену с ребенком и отправит их в тайные убежища, где до них никто не сможет добраться: ни я, ни оппозиционеры. Я пришел в ужас. Нужно было срочно что-то предпринять, прежде чем моя жена родит ребенка, пока ректор их не разделил. И тогда… я взмолился о божественном вмешательстве.
— Вы говорили с нашим богом? С самим Хакимом? — Шеннон кивнул. — Но ведь никто прежде… вы… — Нико запнулся. — Как?
Едва различимая улыбка тронула губы волшебника.
— Теперь это стало чем-то вроде легенды среди тех, кто пытается пробраться в цитадели магии. Мои исследования в области текстового интеллекта давали мне преимущество. Я написал заклинание с четвертым уровнем восприятия, которое позволило мне проникнуть в мысли цитадели.
— В мысли цитадели?
Старик задумчиво похлопал себя по лбу.
— Знаю, это невозможно, но не забывай: четвертый уровень восприятия позволяет мыслить немыслимое. Яснее объяснить не могу; чтобы ты понял, понадобилось бы наложить такое же заклинание на тебя. Важно другое: вооруженный необходимым текстом, я проник в цитадель и сразился с защитными чарами. Целых полмили я резал, рубил и редактировал текст, пробираясь к храму нашего бога. — Улыбка Шеннона стала шире. — Когда я добрался до Хакима, он сидел за рабочим столом и читал. Худощавый, темнокожий мужчина с серебристыми волосами и длинной бородой — образ, в котором он себя являет. Более обыденную сцену сложно себе представить… и тут в храм врываюсь я, весь ощетинившийся атакующими заклятиями и перепачканный в собственной крови. Даже не взглянув на меня, Хаким поднимает руку и говорит: «Одну минутку, сын мой, я только дочитаю главу».
Нико вытаращил глаза.
— А что потом?
— Потом? Разумеется, потом он дочитал главу. — Шеннон рассмеялся. — А я бросился ему в ноги и стал умолять о помощи. Я сказал, что готов на все ради моей семьи: я выполню любое задание, возьмусь за любую работу… умру за них! И у Хакима действительно нашлась для меня работенка. — Улыбка волшебника погасла, губы сложились в мрачную линию. — Злобное заклятие одного из врагов Хакима проникло сквозь его защиту и окопалось в ковчеге, физическом средоточии божественной души. Все попытки рассеять проклятие-ловушку провалились. И вот, поскольку разоружить ловушку не вышло, оставалось лишь сделать так, чтобы она сработала.
— Хаким заставил вас испытать проклятие на себе?
— Заставил? Да я согласился с радостью! Проклятие создали, чтобы уничтожить бога, а не человека. Существовал шанс, что на меня оно вообще никак не подействует… хотя, с другой стороны, я мог и погибнуть на месте. Мне было наплевать. Я не представлял свою жизнь без жены или сына.
— И это проклятие было написано на Праязыке? Так вы узнали, что он существует?
Старый волшебник поморщился.
— Высшее проклятие вселяло знание в разум жертвы, а затем использовало это знание, чтобы причинить жертве вред. Хаким прямо мне сказал: если я выживу, он наложит собственные чары и удалит из моей памяти все воспоминания о вредоносном тексте. — Шеннон сощурил белые глаза. — Помню, как зашел в тесную темную комнатку. Помню ковчег Хакима — высокий хрустальный обелиск, покрытый танцующими рунами. А затем все куда-то поплыло: я двигался на бешеной скорости и в то же время стоял на месте. Я увидел две фразы. Одна обвивала другую — словно две змеи в брачный период. Руны взорвались, и мои глаза пронзила боль. А потом — пустота. Ни видений, ни образов… и тогда я понял, что ослеп.
Нико затаил дыхание.
Шеннон вздохнул.
— Очнулся я в повозке каравана, направлявшегося в Беш-Ло. Хаким сдержал обещание: отныне каждый волшебник Астрофела испытывал дикий ужас при одной мысли о том, чтобы причинить вред моей жене и сыну. Он даже убедил обслуживавших Орден торговцев пристроить мою жену на хорошее место в один из торговых домов. Однако на меня защита Хакима не распространялась — вероятно, его обеспокоило мое бесцеремонное вторжение к нему в храм. С его легкой руки ректор изъял рукописи с моими исследованиями, а меня сослал в Звездную крепость…
Нико взял паузу, надеясь, что наставник примет его молчание за сочувствие, а затем продолжил расспросы:
— А как же высшее проклятие, магистр? Оно научило вас Праязыку?
— Научило, и Хаким стер все воспоминания о случившемся, кроме образа тех двух фраз. До сих пор я не обмолвился об этом ни единой душе, живой или магической, из страха перед Хакимом. Кто знает, на что он готов пойти, чтобы закончить начатое?
Сердце Нико забилось быстрее.
— Значит, это правда: Праязык действительно существует. И вероятно, я как-то с ним связан. Наверное, поэтому монстр меня и преследует. Магистр, неужели вы не видите? Я не должен был стать какографом.
Шеннон поднял руку.
— Никодимус, ты спешишь с выводами. По словам существа, ты ему нужен, чтобы зарядить изумруд. О твоей связи с Праязыком он не сказал ни слова. Пойми: никому из смертных не дано постичь Праязык.
— Откуда вы знаете?
— Дело в том, — вздохнул Шеннон, — что в Праязыке всего четыре руны.
Мощный порыв ветра пронесся над мостом, взметнув длинные черные волосы Нико и сдув Азуру с плеча Шеннона. Бедной птице пришлось изо всех сил махать крыльями, чтобы ее не утянуло под мост.
— Четыре руны! — воскликнул Нико, пытаясь уложить растрепанные волосы. — Язык-прародитель всех остальных языков использует всего четыре руны?!
Шеннон поднял руку, чтобы Азура могла использовать ее как жердочку.
— Необычные, но довольно простые геометрические руны. Две выглядели как шестиугольники с несколькими радиальными черточками; две другие — как пятиугольники, прикрепленные к схожим шестиугольникам.
— Но, магистр, этого не может быть!
— Скорее, в это сложно поверить, — сказал Шеннон, пока Азура пыталась усесться к нему на руку. — Простейший общий язык состоит из двадцати двух рун. А сложнейший высший язык шаманов оперирует более чем шестью десятками тысяч знаков.