— В академии? Так кругом же волшебники. Кто здесь может причинить мне вред?
— Кто? Тот, кто тебя проклял, разумеется! — Она покачала головой. — Нико, тебя изуродовали намеренно, ты не был какографом от рождения.
От ее слов Нико стало не по себе, голова пошла кругом. Что, если она права? Что, если его какография — чудовищная ошибка? Это бы все изменило. Он бы изменился. Начал бы жизнь с чистого листа…
Глаза Дейдре были широко распахнуты.
— В душе ты знаешь, что я права. Послушай. Тебе что-нибудь известно о ковчегах?
Нико потупился.
— Какографов не учат теологии.
— Ковчег — это сосуд, в котором хранится душа божества и большая часть его силы. Вместе с Кайраном и десятком других посвященных я привезла сюда ковчег моей богини. Если бы мы только могли привести тебя к нему, богиня постаралась бы снять с тебя проклятие.
Нико сжал губы. Неужели это возможно?
В голосе Дейдре слышалось возбуждение.
— Ковчег нельзя пронести на территорию академии. Это место пропитано древней хтонической магией, которая может повредить артефакт. Поэтому мы не стали рисковать и спрятали его в надежном месте, под охраной, в деревне неподалеку… той, что на Западном пути… Не припомню названия…
— Серый перевал.
Друидка заулыбалась.
— Она самая. Наш отряд снял комнаты в деревенской таверне. Все мои люди, в том числе двое друидов, остались охранять ковчег. Нужно лишь незаметно вывести тебя из Звездной крепости в Серый перевал, под защиту моей богини. А оттуда — прямиком в леса Драла, к старейшинам друидов, чтобы начать твое обучение.
Что-то в ее манере говорить — то ли горящий взор, то ли настойчивость в голосе — остудило пыл юного чарослова.
— А с какой стати богине лечить мою какографию?
— Потому что ты — Перегрин! — воскликнула она, выступая вперед. — Спаситель цивилизации!
В ясных глазах Дейдре читалась искренность, и все-таки Нико ей не верил.
— Я не могу пойти с вами. — Руки Нико вдруг затряслись, и он сложил их на коленях.
С губ Дейдре сошла улыбка. Друидка вздрогнула, словно очнувшись ото сна.
— Да, — произнесла девушка, и лицо ее погасло. — «Плетение» и «согнутая ветвь». Иначе и быть не могло…
— Даже доверься я вам, я не смог бы покинуть Звездную академию. Чарословам, владеющим нуминусом и магнусом, не позволено оставлять Орден. Если я сбегу из Звездной крепости, за мной пошлют часовых, и те наложат цензурное заклинание, которое навеки вытравит у меня магические способности.
Друидка постучала указательным пальцем по сжатым губам.
— Похоже, твой тюремщик все просчитал. Ты в ловушке. Раз враг столь умен, наверняка среди местных волшебников есть заговорщики, кто-то из его шпионов.
— Заговорщики? — рассмеялся Нико. — Послушайте, Создателю ведомо, как сильно я хочу, чтобы ваши слова оказались правдой, но пока им трудно найти подтверждение. — Он встал и подошел к окну.
— Никодимус, доверься мне! Это единственный способ избежать насилия, — с неожиданной горячностью проговорила Дейдре. — Тот, кто тебя проклял, обнаружит мое присутствие, а следом — и присутствие богини. В Звездной крепости прольется кровь.
Несмотря на бьющий в окна солнечный свет, Нико задрожал. Дейдре, судя по выражению ее лица, искренне верила в сказанное. Юношу смущало другое: отчаянная решимость в ее голосе и возбужденный, маниакальный взгляд.
Нико доводилось видеть подобную страсть и раньше: она пробуждалась — и неизбежно увядала — в каждом юном какографе, проходившем через Барабанную башню. Подобно увечному ребенку, Дейдре слепо верила в чудо, изо всех сил цепляясь за последнюю надежду.
— Мои извинения, госпожа, — произнес он, глядя ей в глаза. — Но я не могу вот так просто взять и довериться вам. Сперва я должен поговорить с магистром Шенноном.
И вновь блеск одержимости во взгляде друидки угас, осталась лишь кривая усмешка.
— А я-то боялась, что ты не подвержен чужому влиянию — ведь шрам открыто указывает на твое упрямство. Какой грубый просчет! Увы, все оказалось гораздо серьезнее…
Нико повернулся к окну.
— В каком смысле?
— Ты напуган. Неуверен в себе, инфантилен, зависишь от учителя.
Нико закрыл глаза; ее слова били больно, словно под дых. Но он сохранял спокойствие. Годы унижений не прошли даром, научив его невозмутимо выслушивать горькую и подчас слишком резкую правду.
— Дейдре, я не стану угадывать, сколько вам лет. — Он вздернул голову, подставляя лицо теплым солнечным лучам. — Внешность обманчива: вы наверняка на десятилетия старше меня. Да, по сравнению с вами я мальчишка. И не сразу распознал, какую игру вы затеяли. Зато теперь ясно вижу в вас игрока, который желает сделать из меня пешку в своей игре.
В голосе Дейдре послышался упрек:
— Я подвергла себя серьезной опасности, рассказав тебе о проклятии.
Нико сделал глубокий вдох. Она по-прежнему давила ему на больные места. Стараясь не обращать внимания на дрожь в коленях, он вернулся к креслу.
— Дейдре, я какограф, дефективный дурачок, который во всем полагается на своего учителя. Я не строю планов и схем. Но за двадцать пять лет в роли умственно отсталого я научился отличать маску лжи от правды и хитрость — от искренности.
Друидка окинула его пристальным взглядом:
— А также поднаторел в красноречии…
— Грубая лесть. — Он закрыл глаза и сжал лоб дрожащими пальцами. — Я знаю, что магистр искренен со мной, а вы лукавите. Я должен все ему рассказать.
Она покачала головой.
— Тогда послушай меня, пешка Никодимус. Настанет день, когда ты больше не сможешь прикрываться своим недугом. И тогда ты встанешь перед выбором: натянуть маску и сыграть в мою игру или умереть.
Он промолчал.
— Прежде чем вовлекать Шеннона, — спокойно произнесла друидка, — подумай: а что, если он, пускай неосознанно, служит нашему врагу? — Нико хотел было возразить, но она жестом остановила его. — Я этого не утверждаю. Однако людям свойственно выбалтывать секреты. Пойдут слухи. Сейчас твой тюремщик не подозревает, что ты знаешь о его существовании. Однако рано или поздно он встревожится и примет меры. Возможно, едва ты поделишься с Шенноном, начнется кровавая бойня и мы с Кайраном просто не успеем тебя защитить.
Нико нахмурился.
— Будь Шеннон демонопоклонником, он бы ни за что не оставил меня с вами наедине.
Дейдре склонила голову набок.
— Ты к нему привязался.
Нико заморгал.
Ее невыносимая улыбочка вернулась.
— Пешка Никодимус, будь осторожен с Шенноном. Он всего лишь человек. А людям свойственно ошибаться. Допустим, как тюремщик Шеннон не идеален: он вполне мог совершить промах, оставив тебя здесь, со мной. — Она замолчала. — Ты не задумывался, откуда на его лице столько порезов?