Ференц Лист - читать онлайн книгу. Автор: Мария Залесская cтр.№ 44

Шестнадцатого марта 1838 года Лист и Мари отправились из Милана в Венецию. Романтический город навсегда покорил Ференца. Он буквально черпал вдохновение из вод венецианских каналов. Одна из песен гондольеров впоследствии стала главной темой первой пьесы (Lento) четырехчастного цикла «Венеция и Неаполь» (Venezia е Napoli), завершенного в 1840 году, а также была использована впоследствии при написании Листом симфонической поэмы «Тассо» (1849). Но наслаждаться приливом творческих сил в Венеции пришлось недолго…

Еще 15 марта в Пеште произошла катастрофа — великое наводнение, практически уничтожившее город. К концу месяца известие, что «прекрасного Пешта больше не существует», дошло до Венеции. Узнав из газет о бедствии, постигшем его соотечественников, Лист показал себя подлинным патриотом: «Тяжелое событие внезапно снова пробудило чувство, которое я считал угасшим и которое на самом деле лишь дремало во мне… Меня охватило чувство необычайного участия, живая, непреодолимая потребность прийти на помощь множеству пострадавших. „Но как? — спрашивал я себя. — Каким образом могу я помочь им? Я, не обладающий ничем, что делает людей всемогущими, ни влиятельностью богатства, ни силой высокого положения? Но всё равно — вперед! Я слишком хорошо чувствую, что ни сердце мое не найдет покоя, ни глаза мои — сна, пока я не внесу свою лепту для облегчения последствий этого великого бедствия. <…> Быть может, грош артиста угодней Богу золота миллионеров“. Эти переживания и чувства открыли мне смысл слова „родина“. <…> Свое путешествие в Вену я начал 7 апреля. Я намеревался дать там два концерта: первый в пользу моих соотечественников, второй — чтобы покрыть мои путевые расходы и затем с узелком за плечами пешком посетить уединеннейшие области Венгрии» ^[201].

Любовь Листа к Венгрии, что бы ни говорили и ни писали его недоброжелатели, никогда не носила неискренний, показушный характер.

Восемнадцатого апреля состоялся первый благотворительный концерт Листа в Вене, имевший феноменальный успех, по признанию самого музыканта, «ни с чем не сравнимый». Вместо предполагавшихся двух концертов он дал по меньшей мере семь: установлено, что шестой концерт состоялся 14 мая, а последний, неизвестный по счету, — 25-го. Сам он (согласно «Письмам бакалавра музыки») говорил о десяти концертах; впоследствии на полях книги Лины Раман цифра «10» была самим музыкантом исправлена на «6»; Петер Раабе, один из самых серьезных биографов Листа, также пишет о шести выступлениях. При этом существуют вполне авторитетные источники, сообщающие о семи основных и четырех дополнительных концертах (не считая данных Листом в частных домах), а англо-канадский музыковед и исследователь творчества Листа Алан Уолкер, автор капитальной трехтомной биографии Листа, пишет о восьми концертах. Но эти цифры не так уж и важны. Грош артиста действительно оказался угоднее Богу, чем золото миллионеров! Хотя в данном случае говорить о «гроше» не приходится: Лист пожертвовал соотечественникам огромную сумму — 24 тысячи австрийских гульденов (в сегодняшних ценах — примерно 384 тысячи евро), показав пример, достойный подражания во все времена, пример жизни ради других!

В Вене Лист познакомился с Кларой Вик ^[202], будущей женой Роберта Шумана, и назвал ее «интересной молодой пианисткой, уже прошлой зимой имевшей большой и заслуженный успех»: «Ее талант привел меня в восхищение. Она обладает крупными достоинствами: глубоким, искренним чувством и неизменным внутренним подъемом» ^[203].

В свою очередь, Клара обратила внимание Листа на сочинения своего жениха ^[204]. Лист особенно заинтересовался шумановскими «Карнавалом» (опус 9) и «Фантастическими пьесами» (опус 12), которые стал часто вставлять в программы своих концертов.

Именно в Вене были окончательно расставлены все точки над «i» в отношениях Листа и Тальберга (в частности, на концерте 14 мая Лист исполнял в числе прочего «Гекзамерон»). Справедливости ради необходимо отдать должное благородству соперника: он сам подошел к Листу, пожал ему руку и произнес: «По сравнению с вами, мой милый, я всегда имел только посредственный успех» ^[205].

Венские выступления сам Лист считал той точкой отсчета, с которой окончательно определилось направление его последующей концертной деятельности, отныне базирующейся на «трех китах»: воспитании у публики музыкального вкуса, просвещении и благотворительности.

Двадцать пятого мая Лист дал последний концерт и был вынужден покинуть Вену — Мари д’Агу заболела и требовала его срочного возвращения в Венецию. Когда же болезнь миновала, Лист тщетно предлагал Мари совершить совместное путешествие по Венгрии — она наотрез отказалась… Всё лето они провели в переездах между Лугано, Генуей и Венецией.

Тем временем в Милане началась настоящая травля Листа из-за его резкой критики состояния итальянской музыки. Когда в «Ревю э газетт музикаль де Пари» за 27 мая 1838 года было опубликовано уже цитируемое нами «Письмо VII» из «Путевых писем бакалавра музыки», миланцы почувствовали себя оскорбленными неуважительным отзывом об их гордости — Ла Скала. Страницы таких изданий, как «Фигаро» (Il Figaro), «Пират» (Il Pirata), «Коррьере деи Театри» (Il Corriere dei Teatri), пестрели призывами «объявить войну Францу Листу». 20 июля музыкант опубликовал открытое письмо, в котором был вынужден оправдываться и уверять миланцев, что не имел намерения никого обидеть или унизить. Это не помогло: когда несколько месяцев спустя Лист решил организовать концерт в Милане, от этого плана пришлось отказаться — его не желали слушать…

В течение осени и начала зимы Лист давал концерты во Флоренции, Падуе, Пизе, Болонье. Едва прибыв в Болонью, он поспешил в музей, чтобы увидеть «Святую Цецилию» Рафаэля. Впечатление, вызванное этой картиной, характерно для отношения Листа к искусству в целом и является очень важным штрихом к его личностному портрету: «Художник выбрал тот момент, когда святая [Цецилия] в хвалебном песнопении возносится душою к Всемогущему… Разве Вы не увидели бы, подобно мне, в этом благородном лике символа музыки, музыки в полном блеске ее всемогущества? Символа всего духовного, божественного, чем обладает искусство? <…> Св[ятой] Иоанн — ярчайший, совершеннейший тип очищенной и освященной религией человеческой любви, христианского чувства, искреннего, глубокого и ставшего кротким после того, как оно прошло через горнило страданий… Магдалина — также тип любви, но любви земной, подвластной зримой красоте. Она стоит в большем, нежели Иоанн, отдалении от святой [Цецилии], словно художник хотел этим дать понять, что она менее сопричастна божественному содержанию музыки и что ее ухо более находится во власти чувственной прелести звуков, чем ее сердце проникнуто неземным умилением. <…> Был ли замысел Рафаэля более глубоким и объединял ли Рафаэль в себе великого художника с великим поэтом и философом — это имеет второстепенное значение… Для меня, увидевшего в „Святой Цецилии“ символ, — этот символ существует» ^[206].