В конце концов, выход из непростой ситуации нашли в самом простом компромиссе. Декрет ВЦИК об образовании Автономной Киргизской Советской Социалистической Республики, утверждённый 26 августа 1920 года, определил: территорию её составляют, помимо Уральской, Тургайской, Акмолинской (без Кустанайского уезда!), Семипалатинской областей и Букеевской Орды, выделенной из Астраханской губернии, ещё и Мангышлакский уезд Закаспийской области, перед тем являвшийся составной частью Туркестанской АССР. А месяцем позже новой автономии передали город Оренбург с окрестностями.
Несмотря на столь значительные уступки, пункт 2-й декрета всё же оговорил: «Включение в состав Киргизской Республики киргизской территории, входящей ныне в состав Туркестанской Республики, происходит по волеизъявлению населения этих областей».62
Не менее (а более!) сложные проблемы тем же летом возникли и на западе страны. Порождённые быстрыми успехами Красной Армии, к концу июля вплотную приблизившейся к Линии Керзона, а на северном участке фронта далеко ушедшей за нее. Проблемы застарелые, решить которые своевременно помешало только одно – польская агрессия. Первой же из них стала судьба Белоруссии.
Тогда же выявились две точки зрения на её государственность. Одна – Чичерина, пытавшегося навязать руководству Советской России то же решение, которое он использовал по отношению к республикам Прибалтики. Нарком настойчиво рекомендовал признать буржуазную, националистическую Белорусскую Народную Республику (БНР), возникшую ещё 9 марта 1918 года и пытающуюся всё это время утвердиться только признанием Варшавы, хотя её руководство находилось в изгнании в… Каунасе.
В середине апреля, незадолго до начала войны с Польшей, Чичерин запросил полпредство в Ревеле, где также находилась Военно-политическая миссия БНР, о мнении её главы Маркевича о возможности установить дипломатические контакты. 28 апреля нарком получил ответ. В нём его заверили, что «переговоры с РСФСР возможны при условии принципиального признания Советским правительством независимости Белорусской Народной Республики в её этнографических и исторических границах».63 Иными словами, включающих Минскую. Гродненскую, Витебскую, Могилёвскую и даже Виленскую губернии. Такое требование противоречило не только интересам России, но и исключало возможность заключить мирный договор с Литвой.
Пытаясь втянуть Политбюро в свои сложные дипломатические интриги, Чичерин направил в высший партийный орган записку. Но сделал это лишь после того, как Красная Армия перешла в контрнаступление и уже освободила Киев, – 24 мая. Нарком не только уведомил о своей переписке, но сразу же оговорил:
«Наши отношения к Белорусскому правительству выясняются по мере того как с развитием борьбы в Белоруссии станет ясною действительная сила тех или других элементов, и теперь нам заранее невозможно сказать, в какой степени мы будем иметь возможность рассматривать Белорусское правительство как выразителя белорусских масс…
Нам надо быть крайне осторожными к Белорусскому, так называемому, правительству, так как оно имеет возможность в европейском масштабе создать нам дипломатические неприятности…
Необходимо было бы с целью привлечения белорусов на нашу сторону и с целью воспрепятствовать польскому правительству перетянуть их на свою сторону путём подачек, разрешить белорусскому представителю в Ревеле приехать к нам для переговоров, причём можно установить краткий срок и поставить его в условия, делающие его приезд безопасным».64
В записке, направленной в Политбюро, Чичерин почему-то не счёл нужным напомнить самое существенное, и объясняющее его странные контакты. Не обмолвился о глубоком расколе националистической Белорусской Рады на две непримиримых фракции: пропольскую (социал-демократа А. Луцевича), спокойно пребывающую в Минске, и антипольскую (эсера Б. Ластовского), вынужденную бежать от преследований в Каунас. О существовании соответствующих двух «правительств» ВНР, о том, что слова его о «развитии борьбы в Белоруссии» подразумевали соперничество этих самых фракций. И ещё о том, что переписку он вёл с людьми Ластовского.
Чичерин, видимо, очень надеялся на понимание и поддержку Крестинского. Ведь тот вместе со Сталиным 8 апреля принимал посланцев белорусских эсеров, искавших в Москве поддержку. Однако жизнь сыграла с наркомом злую шутку.
25 мая члены Политбюро записку рассмотрели, но согласились предельно осторожно с выраженным в ней предложением – «вызвать из Ревеля официального представителя белорусского буржуазного правительства», и только. Вместе с тем, сформулировали и иную, собственную точку зрения на вроде бы легко предсказуемые события ближайшего будущего: «По занятию Минска/что произошло, но лишь 11 июля – Ю.Ж./учредить Губернский ревком», а вместе с тем и утвердили состав Бюро ЦК Компартии Литвы и Белоруссии.
В новый орган, призванный существовать на правах областного комитета РКП, включили председателем И.Т. Смилгу, начальника политуправления РВСР; членами – З.И. Алексу (Ангаретиса), секретаря Заграничного бюро ЦК Компартии ЛитБел, в недавнем прошлом – наркома внутренних дел ЛитБел; Я.Г. Долецкого, члена ЦК компартии ЛитБел; В.Г. Кнорина, военкома Смоленского военного округа, бывшего члена Совета обороны ЛитБел; В. Мицкявичюса, бывшего председателя СНК и наркома иностранных дел ЛитБел:
А.Ф. Мясникова, начальника политуправления Западного фронта, бывшего председателя ВРК, ЦИК Белорусской Советской Республики; И.С. Уншлихта, члена РВС Западного фронта, недавнего заместителя председателя ЦИК и наркома по военным делам ЛитБел.65
Такой, далеко не случайный, состав Бюро не оставлял сомнения в том, что Политбюро решило в случае благоприятного развития событий прервать переговоры с литовским буржуазным правительством и воссоздать Литовско-Белорусскую Республику. Скорее всего, только значительное замедление темпов продвижения Красной Армии на запад заставило отказаться от такого плана.
12 июля был подписан мирный договор между РСФСР и Литвой. 15 июля части 3-го конного корпуса Красной Армии и 1-й Литовской дивизии вошли в Вильнюс. 31 июля в Минске объединенное заседание губернского ВРК и Бюро ЦК Компартии ЛитБел образовало ревком (теперь уже Белоруссии) – при председателе А.Г. Червякове и заместителе В.Г. Кнорине. Он-то и принял 1 августа декларацию, провозгласившую независимость воссозданной Социалистической Советской Республики Белоруссии.
Декларация прежде всего объявила об отмене всех законов и постановлений «польских оккупационных властей», восстановивших частную собственность, в том числе на землю. Вместе с тем было сказано касавшееся, в основном, Варшавы, Каунаса и Москвы.
ССР Белоруссии «определяет свою западную границу по этнографической границе между Белоруссией и примыкающими к ней буржуазными государствами. Граница Социалистической Советской Республики Белоруссии с Советской Россией и Украиной определяется свободным выражением воли белорусского народа на уездных и губернских съездах Советов в полном согласии с правительствами РСФСР и ССР Украины.
…Находясь во взаимоотношениях с Советской Россией как равная с равной, передаёт на всё время революционных войн все свои вооружённые силы в распоряжение единого командования… все дипломатические выступления ССРБ будут согласованы с выступлениями РСФСР и будут иметь в виду интересы всех советских республик, построенных на принципах диктатуры пролетариата.