– Что происходит? – тихо спросила я сама у себя.
И вдруг одна из декорированных живыми цветами перегородок упала. С нее не без труда поднялся Матвей, лицо которого было разбито в кровь. Ударивший его Келла, правда, останавливаться не собирался, и вновь набросился на соперника. Бил он яростно, коротко, без киношных эффектов, но с силой, а лицо его перекосилось от злости. Они оба что-то кричали, но я не могла разобрать слов – словно специально включили громкую музыку.
Антон, увидев это, кинул мне, что сейчас вернется, и бросился в сторону дерущихся, как и еще несколько друзей жениха. Они попытались разнять Ефима и Матвея, но с первой попытки этого не получилось.
– Ты что делаешь?! – заорали синхронно два не совсем трезвых мужских голоса, принадлежащие отцам жениха и невесты: Виктор Андреевич и Александр Михайлович нашли, наконец, точку соприкосновения – выяснили, что оба служили в одной части, и этот факт на время их примирил.
– Ефим! Прекратить! Отставить! – гаркнул Александр Михайлович.
Однако вместо того, чтобы послушать отца, Келла еще раз вмазал противнику, оседлав его сверху. Гостям оставалось лишь изумленно наблюдать за происходящим. Кто-то возмущенно перешептывался, кто-то даже подбадривал дерущихся. А я просто думала, что Келла сошел с ума. Ну зачем на свадьбе устраивать такое?!
– Не позорь отца! – орал дядя Витя, который и в такой ситуации, кажется, решил поизгаляться.
Нинка же, которую Келла на время оставил одну, не потеряла лица, а спокойно вышла из-за своего стола и направилась к месту драки с каменным лицом. Я, извинившись перед весьма озадаченным Кириллом, тоже поспешила туда, решив, что в драке не помогу, но смогу поддержать подругу.
Когда я оказалась около поверженной перегородки, парни с трудом скрутили Ефима, который до сих пор рвался в бой. Кто-то помог подняться Матвею, растирающему по лицу кровь. Крови было немного, но она казалась похожей на пролитую на пол густую алую воду, и у меня тотчас начала кружиться голова.
Алые капли стекали по шее Матвея, падали на светлый костюм, разбивались о деревянный пол… Вчера я думала, что избавилась от фобии, но сегодня она вернулась в полную силу.
А когда я увидела, что валяется рядом с перегородкой и поверженным столиком с горкой капкейков, то почувствовала, как подкашиваются ноги – от отвращения.
Рядом с раздавленными миниатюрными тортиками лежала настоящая свиная голова. И рыло ее было испачкано в воздушном креме.
В глазах помутилось, и тело прозрачной пленкой окутала слабость, сжимающая вены и ускоряющая пульс. Мышцы наполнила невесомость.
Наверное, я бы упала, если бы меня вдруг не подхватили.
И понесли куда-то.
В себя я пришла спустя минуту или две, поняв, что нахожусь на коленях у Антона – а кто еще мог держать меня у себя на руках, осторожно похлопывая по щеке? Темный туман перед глазами рассеивался постепенно, слабость покидала тело нехотя, и я не сразу стала понимать, что происходит.
– Спасибо, – прошептала я, уткнувшись лбом в мужскую грудь. Голова была тяжелая, и поднять ее не было сил. Я с трудом приподняла руку и коснулась шеи Антона кончиками пальцев. А он нагнулся и нежно поцеловал меня в щеку. Провел своими губами почти до моих губ. Остановился на мгновение.
Антон явно хотел поцеловать меня.
Но что-то было не так.
Совсем не так.
– Ты чудесная, Катя, – прошептали мне, прежде чем чьи-то губы накрыли мои.
Это был не голос Антона.
На руках меня держал Кирилл.
Этот факт так потряс и испугал, что во мне мигом нашлись силы птицей взлететь с чужих колен и отшатнуться в сторону. Голову, правда, тотчас пронзил серый луч боли, и я машинально схватилась за висок.
Кирилл смотрел на меня блестящими глазами, прикусив губу. И едва заметно улыбался, положив руки на колени. Он так и сидел на лавочке, спрятавшейся среди искусственных деревьев волшебного сада, не вскочил следом за мной.
Я попыталась понять, что произошло. Судя по всему, Кирилл унес меня с места драки в одну из лаундж-зон – мест для отдыха, скрытых от посторонних глаз.
– Ты что делаешь? – спросила я, почти со страхом глядя на него.
– Ты мне нравишься, – сказал он, не отрывая от меня глаз.
– Что? – изумленно переспросила я.
– Ты мне нравишься, – повторил Кирилл. – Притягиваешь к себе. Ты – мой магнит, – он посмотрел на свою ладонь, которой касался меня. – Это потрясающе.
– Что – потрясающе? – спросила я, сглотнув. Кирилла я воспринимала только лишь как друга, никак иначе. Более того, я это говорила ему прямо, чтобы еще в самом начале нашего общения избежать двусмысленности. И он отлично знал, что я люблю Антона.
Кирилл молчал и просто смотрел на меня – с любопытством, явно оценивая мою реакцию.
– Ты ведь шутишь, да? – проговорила я тихо, перестав понимать, что происходит.
Он улыбнулся широко, и я с облегчением подумала, что он скажет: «Да».
– Нет, – было его ответом. – Ты такая странная, Катя. Вернее, – поправился Кирилл, – необычная. Меня к тебе тянет. И это потрясающе. Я не думал, что могу испытывать такие чувства. Ты удивлена? – поинтересовалсяон, вставая и подходя ко мне. – Знаешь, я тоже.
– Ты пьян? – перебила я его, потому что слушать это больше не могла.
Он мотнул головой, коснувшись низко склонившейся ветки с искусственными плодами.
– Что за глупости ты несешь?! – я вновь прижала ладонь к виску.
– Я говорю тебе о том, что чувствую, Катя. Помнишь, мы как-то с тобой по скайпу болтали об этом? О том, как важно говорить правду, – напомнил Кирилл старый разговор, который мы вели однажды. Я говорила о том, что поняла простую истину: сокрытие правды – одна из форм лжи. А мост между душами, построенный на ней, будет шататься до тех пор, пока не рухнет в бездну.
– Я всегда так много прятал от всех. Недоговаривал. И даже хоронил в себе. А сейчас не хочу скрывать своих чувств, – продолжал Кирилл и спросил прямо:
– А что ты чувствуешь ко мне?
Он вдруг сделал шаг вперед, явно намереваясь обнять, но я не дала ему этого сделать. Его пальцы с сожалением скользнули по моему предплечью. А я вдруг поняла, что цветочный браслет помят и некрасив теперь.
– Не надо, – сказала я твердо.
– Твое сердце еще у него, да? – спросил Кирилл. И я не узнавала его. Нет, он казался дружелюбным, и в голосе его слышалась мягкость, но такая смена отношения ко мне настораживала.
Может быть, все-таки он издевается надо мной?
– Ты – мой друг. Понимаешь? И пожалуйста, не говори больше этих слов, – попросила я, поняв вдруг, что прежними наши отношения уже не будут. Даже если он все-таки скажет, что это – одна большая шутка.