Стальной оратор, дремлющий в кобуре. Что происходило в России в 1917 году - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 58

В деревню с войны вернулся человек с ружьем, и проблемы стали решаться силой. Крестьяне захватывали помещичьи земли и скот, а усадьбы жгли. Из тюрем выпустили уголовников, да и новые появились. Горожане к осени семнадцатого оказались беззащитными перед волной преступности. Полное разрушение жизни. В стране воцарились хаос и отчаяние.

Особо надо отметить роль сухого закона.

До окончания мировой войны император запретил продажу спирта, водки, виноградного вина крепче 16 градусов и пива крепче 3,7 градуса. Как же выходили из положения те, кто не принял сухой закон? Врачи выдавали рецепты на получение спирта в аптеках. В ресторанах и трактирах подавали спиртные напитки в чайниках. А то и попросту люди покупали денатурат, пропускали через черный хлеб, добавляли к нему специи – гвоздику, корицу и лимонную кислоту.

Сухой закон подтолкнул к широкому распространению наркотиков. Опиум везли из Персии и Маньчжурии. Гашиш доставляли из Азии. Морфием (а также шприцами) снабжали врачи. Кокаином торговали проститутки.

«Продавался он сперва открыто в аптеках, в запечатанных коричневых баночках, по одному грамму, – вспоминал Александр Вертинский. – Лучший немецкой фирмы «Марк» стоил полтинник грамм. Потом его запретили продавать без рецепта, и доставать его становилось все труднее и труднее. Его продавали с рук – нечистый, пополам с зубным порошком, и стоил в десять раз дороже.

Актеры носили в жилетном кармане пузырьки и «заряжались» перед выходом на сцену. Актрисы носили кокаин в пудреницах.

– Одолжайтесь! – по-старинному говорили обычно угощавшие. И я угощался. Сперва чужим, а потом своим».

Временное правительство 27 марта 1917 года подтвердило запрет на «продажу для питьевого употребления крепких напитков и спиртосодержащих веществ». Но желание выпить не угасло. Горючий материал – солдаты, хлынувшие с развалившихся фронтов, склонные к анархии, не желающие никому подчиняться.

Министерство путей сообщения докладывало правительству: «Солдаты создают совершенную невозможность пользоваться дорогами как общегосударственным способом передвижения: имеются донесения о случаях насильственного удаления пассажиров солдатами из вагонов, некоторые пассажиры, лишенные возможности выходить в коридор вагона, вынуждены отправлять естественные надобности в окно, женщины впадают в обморочное состояние».

Переполненные поезда шли медленно – со скоростью 3 версты в час. Отопление не работало. Окна в вагонах разбиты… Фронтовики были охвачены ненавистью к тылу, к буржуям, торговцам, вообще к обладателям материальных благ. И некому было спасти горожан от убийств, грабежей и погромов.

Анархист Федор Павлович Другов, член исполкома Всероссийского совета крестьянских депутатов, вспоминал, как по всему Петрограду банды из вчерашних солдат искали винные погреба:

«По толпе открывался огонь из пулеметов, а погреб забрасывали гранатами, превращая его в жуткое месиво вина и крови. Пожарные доламывали бочки с вином, разбивали штабеля бутылок и выкачивали красную смесь паровыми насосами на улицу. Потоки этой пахучей хмельной влаги текли по улице, смешиваясь с грязью и лошадиным пометом.

Однако, невзирая на это, толпа с жадностью набрасывалась на грязную кровяную жидкость и хлебала ее прямо с земли. Было решено не ждать, когда солдатня зайдет в погреб и разломит его, а самим выявить все склады вина и заблаговременно, тайно разлив его в погребе, выкачивать в канализационные колодцы при помощи пожарных».

России просто не хватило исторического времени для развития. Идеалы демократии не успели утвердиться. Крестьяне не знали иной формы правления, кроме самодержавной монархии и вертикали власти. Почему такой радикализм проявил российский рабочий класс? Не выработались ни привычки, ни традиции искать решения ненасильственными методами. Не успели сложиться представления о жизни, которые после февраля семнадцатого помогли бы самоорганизоваться и самоуправляться. Напротив, была привычка к крайностям. Рабочие ухватились за предложенную большевиками возможность ликвидировать несправедливость.

Осенью семнадцатого страна разрушалась на глазах. И глава правительства Александр Керенский уже ничего не мог предложить для спасения разваливавшейся и впадавшей в нищету страны.

– Если не хотят мне верить и за мной следовать, я откажусь от власти, – бросил в отчаянии Александр Керенский. – Никогда я не употреблю силы, чтобы навязать свое мнение… Когда страна хочет броситься в пропасть, никакая человеческая сила не сможет ей помешать, и тем, кто находится у власти, остается одно – уйти.

Услышав его слова, тогдашний французский посол в России недоуменно заметил:

– Когда страна находится на краю бездны, то долг правительства – не в отставку уходить, а с риском для собственной жизни удержать от падения в бездну.

«Александра Федоровича я увидел, когда он был верховным главнокомандующим российскими армиями и хозяином наших судеб, – вспоминал писатель Исаак Бабель. – Митинг был назначен в Народном Доме. Александр Федорович произнес речь о России – матери и жене… Вслед за ним на трибуну взошел Троцкий и сказал голосом, не оставлявшим никакой надежды:

– Товарищи и братья…»

Осенью семнадцатого в отсутствие Ленина Троцкий оказался в Петрограде на главных ролях.

Вся подготовка вооруженного восстания практически шла без Ленина.

«После июльского бегства личное влияние Ленина падает по отвесной линии: его письма опаздывают, – писал полковник Борис Никитин, начальник контрразведки Петроградского военного округа. – Чернь подымается. Революция дает ей своего вождя – Троцкого… Троцкий на сажень выше своего окружения…

Чернь слушает Троцкого, неистовствует, горит. Клянется Троцкий, клянется чернь. В революции толпа требует позы, немедленного эффекта. Троцкий родился для революции, он не бежал… Октябрь Троцкого надвигается, планомерно им подготовленный и технически разработанный. Троцкий – председатель Петроградского Совета с 25-го сентября – бойкотирует Предпарламент Керенского. Троцкий – председатель Военно-революционного комитета – составляет план, руководит восстанием и проводит большевистскую революцию… Троцкий постепенно, один за другим переводит полки на свою сторону, последовательно день за днем захватывает арсеналы, административные учреждения, склады, вокзалы, телефонную станцию».

Председатель Петросовета методично привлек на свою сторону весь столичный гарнизон. Уже 21 октября гарнизон признал власть Совета рабочих и солдатских депутатов. Столица принадлежала уже не Временному правительству, а большевикам.

24 октября Керенский выступал в Совете республики. Он назвал действия партии Ленина предательством и изменой:

– Организаторы восстания не содействуют пролетариату Германии, а содействуют правящим классам Германии, открывают фронт Русского государства перед бронированным кулаком Вильгельма и его друзей… Я квалифицирую такие действия русской политической партии как предательство и измену Российскому государству.