Река без берегов. Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна. Книга первая - читать онлайн книгу. Автор: Ханс Хенни Янн cтр.№ 168

Он тоже скончался: мой отец. Меня известило об этом какое-то официальное ведомство. От отца мне досталось несколько тысяч крон. Он не лишил меня наследства, он ничего против меня не предпринял; такая задача ему на долю не выпала. Его задача заключалась в другом: терпеть мое существование, не пытаясь мне отмстить, — потому что я был его сыном. Его могила и могила мамы находятся на публичном кладбище в моем родном городе — какой-то садовник, за плату, год за годом ухаживает за их могильным участком. Пятьдесят лет за участком будут ухаживать. А потом сила моей воли и внесенных денег иссякнет. Потом их могильный покой будет безвозвратно нарушен. Ужасно — это организованное осквернение могил. Но священники все еще пытаются сохранить лицо. И произносят слова, слова… С моими родителями всё кончено. И с Тутайном всё кончено. Только между мной и господином Дюменегульдом еще пульсирует сила подозрений. — Разве уже не поздно для какого-то прояснения? У всякой вины когда-то истекает срок давности: она уподобляется дереву, с которого облетела листва. Разве мне не придется вскоре стыдиться своего теперешнего любопытства? Почему же во мне нет покоя? Почему мне так важно найти логику в мерах, предпринимаемых Судьбой?

Мой отец умер позже, чем мама, и позже, чем Тутайн. Он так состарился, что потерял слух. Он больше не мог услышать, что его сын написал новую музыку. Воспоминание о великолепном вечере в концертном зале, когда они сидели вчетвером в одном из первых рядов, потускнело. Может, отец влачил жалкое существование. И ему уже не доводилось встречаться с господином Дюменегульдом де Рошмоном. Может, отец с его уже нетвердым умом под конец обрел покой — в такой мере, что смог полностью позабыть меня.

* * *

(Весенняя усталость во мне. Душно, сладко, томительно, почти аморфно накатывает на меня это опьянение. Напрасно жду я какого-то тоскования. Я для него не открыт. Повсеместное произрастание, которое насилует почву воскресшими напрягшимися корнями: заквашивает ее, разрыхляет, миллиардами ртов высасывает, — до меня оно добирается только похотливыми запахами гниения или спаривания. Распускаются первые цветы. Фиолетовые и желтые аккорды начинают звучать среди старого мха, прелых листьев и свежей зелени. Происходит великое волшебство: разворачиваются листья, проклюнувшиеся из буро-смолистых почек.)

Кобыла Тутайна принесла жеребенка. Тутайн обрадовался. Год спустя на свет появился еще один жеребенок. Тутайн обрадовался и этому животному. Ему казалось, благие дары Бытия никогда не иссякнут. Дом и двор торговца лошадьми были для него неизменно открыты, будто стали и его собственностью, Тутайн проводил дни в повозке или в маленькой конторе Гёсты, производя подсчеты и болтая с хозяином; кроме того, время от времени ездил на ярмарки. Он занимался торговлей, как научился этому прежде, и наслаждался каждым мгновением. Он все еще делил со мной жилище; но только изредка сердце его настолько переполнялось, что у него развязывался язык. Определенно у него были и другие друзья или приятели, помимо меня. Я с ними не знакомился. А когда однажды допустил исключение из этого правила, в нашу дверь постучалась беда.

Гёста заметно сдал. Он не изменил жизненные привычки, никакая болезнь его не поразила, из глаз не исчезли веселые огоньки. Но кожа потускнела и покрылась морщинами. Волосы, до тех пор лишь слегка тронутые сединой, внезапно сплошь побелели. Руки начали дрожать. Зубы и белки глаз подернулись желтизной. Гёста перестал ездить по хуторам. И не торговал больше. Оставил для своих ног лишь две-три дороги. По утрам его часто можно было увидеть в лавке виноторговца. Он там выпивал, стоя, несколько стаканов… По прошествии года хозяин уже пододвигал ему стул, чтобы он сел. И Гёста садился и не торопился вставать. Беседовал с хозяином. А как только в лавку заходил другой посетитель, говорил:

— Славное винцо. Оно мне по вкусу. Запакуйте для меня десять бутылок.

Он никогда не забывал произнести эту формулу. Он ведь сидел не в питейном заведении… Ближе к полудню Гёста наведывался в маленькую закусочную, съедал там два бутерброда с сельдью и выпивал рюмку обычного шнапса. Меня он тоже навещал. И не забывал прихватить с собой что-нибудь из выпивки. Ему нравилось бывать у меня. Я должен был играть ему на рояле, пока он пил.

— Тутайн старательный, — говорил он иногда; и его радовало, что не он сам, а Тутайн теперь ездит по хуторам, или сидит в конторе и ведет подсчеты, или болтает с крестьянами, или требует от конюха, чтобы тот добросовестно исполнял свой долг.

— Я проживу теперь дольше благодаря его старательности, — сказал как-то Гёста. Я не понял, что он имеет в виду. Встретившись со мной, он иногда говорил:

— Забавная мы с тобой пара: старый человек и великий человек. Старый человек счастлив, потому что он стар. Великий человек печален, потому что ему так на роду написано. Яркий свет отбрасывает большую тень…

Гёста льстил мне, а я это допускал.

Однажды утром жена Гёсты неистово заколотила в нашу дверь. И ворвалась в дом, прежде чем Тутайн успел полностью эту дверь открыть.

— Гёста умер! — крикнула она с порога. — Лежит мертвый в постели. Его не узнать. Лицо всё перекосилось… Я спала в комнате рядом. И ничего не слышала.

Мы хотели сразу пойти туда; но она нас удержала.

— Прежде чем вы его увидите (она использовала, когда обращалась к нам обоим, более фамильярную из двух форм местоимения «вы» ^{359} , а Тутайну говорила «ты»; хотя я был едва знаком с этой женщиной, Тутайн же всегда держался с ней холодно)… Прежде чем пойдете к нему, нам троим надо уладить кое-какие вопросы.

Тутайн нашел ее деловитость неуместной, но подчинился. Она пододвинула себе стул, села. Только теперь я заметил, как элегантно она одета, как молодо выглядит.

— Мы должны всё зафиксировать письменно, — сказала она. — Я наследую Гёсте. Только убийца ничего не наследует. А мой муж, само собой, умер естественной смертью. — Она выговорила такое. — Теперь насчет этого предприятия, торговли лошадьми. Я знаю, какую договоренность Гёста имел с Тутайном. Гёста был излишне щедр. Но письменного документа он не составил. Это его упущение, из-за которого я оказалась в неловкой ситуации. — Она еще колебалась, не решаясь высказать, что у нее на уме. — Я предлагаю, чтобы мы заключили письменный договор. Прямо сейчас. Тутайн, ты будешь по-прежнему вести дела. Однако во всем должен быть порядок. Это предприятие Гёсты, и по наследству оно переходит ко мне. Значит, теперь это мое предприятие…

Она хотела на десять лет приковать Тутайна к себе или к предприятию. Он, мол, должен будет отныне арендовать дом и конюшню — у нее как у наследницы Гёсты — и вносить высокую арендную плату. Предполагалось, что тяготы и труды руководителя предприятия он примет на себя безвозмездно, а доход от торговли будет распределяться на половинных долях между ним и ею.

Он не согласен, сказал Тутайн коротко, после того как она долго, со льстивыми ухищрениями, пыталась его уговорить. Вдова поднялась со стула, всем своим видом выражая негодование и решимость.