Позднее, в тяжелой, гнетущей атмосфере гитлеровской оккупации, Эффель стоически продолжает свою художественную деятельность, организует передвижные выставки бытового юмористического рисунка, цель которых — противопоставить тупому фашистскому варварству несгибаемость и оптимизм французского национального характера. В специальном буклете, выпущенном Эффелем, говорилось: «Конечно, мы переживаем страшное, тяжелое, трагическое время, но французское остроумие не должно исчезнуть. Фейерверк шуток, вселяя в нас надежду, поможет и в преодолении наших трудностей». В это тяжелое время Жан Эффель не только шутил. Известны факты его мужественного поведения как гражданина и патриота. Известно его активное участие в движении Сопротивления в условиях смертельной опасности, когда по следам художника шли гестаповские ищейки.
Поразительно широк и разнообразен диапазон художественных интересов этого непостижимо плодотворного и неугомонного рисовальщика. Это и политическая карикатура на темы крупнейших международных событий, и бытовая юмореска, и всемирно известная серия рисунков на библейские сюжеты — «Сотворение мира» и «Сотворение человека», и превосходные иллюстрации к классическим басням, и боевые альбомы-памфлеты. Это десятки всевозможных сатирических изданий и сборников. Наряду с этим — огромная работа в области промышленной графики, торговой рекламы, туристического и коммерческого плаката… Оформление витрин, выставок, праздничных стендов, изготовление сувениров.
Уже в первые годы своей творческой деятельности Эффель любил рисовать смешные сценки на библейские сюжеты, где главными действующими лицами были симпатичный Бог-старик, работяга и хлопотун, со своими помощниками-ангелочками и зловредный его антипод — лохматый сатана, интриган и пакостник. Эти отдельные рисунки постепенно составили целый цикл, огромную серию карикатур «Сотворение мира», а потом и «Сотворение человека».
Основной прием, на котором Эффель строит свое повествование, состоит в том, что, как бы всерьез принимая библейскую концепцию о первых шести днях творения, художник юмористически опрокидывает в эти допотопные времена наши современные научные, астрономические, геологические, математические и прочие познания, весело сталкивая их с традиционными ветхозаветными толкованиями. Так, например, извлечение ребра у Адама в целях сотворения Евы Бог совершает по всем правилам современной хирургии — на операционном столе, под общим наркозом, в резиновых перчатках… Придавая земному шару вращательное движение, Бог тщательно смазывает земную ось машинным маслом из огромной масленки… А созданную радугу раскрашивает при помощи набора акварельных красок…
Мне посчастливилось дружить с Жаном Эффелем. Вначале как-то получилось, что хорошо зная друг друга по работам, мы никак не могли встретиться: когда Эффель приезжал в Москву, я, как назло, бывал в отъезде. Наконец наша встреча состоялась. И Эффель, подарив мне только что вышедший альбом своих карикатур, сделал на нем забавную надпись: «Дорогому Борису Ефимову, другу на протяжении 20 лет, которого я, к сожалению, за все 20 лет ни разу не видел».
Нельзя не упомянуть о том, что творчество Эффеля было отмечено высокой наградой — присуждением Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Получая в Кремле золотую медаль, Эффель в краткой и остроумной ответной речи дал меткую характеристику сатирическому искусству:
— Сатира, — сказал он, — это ненависть с улыбкой.
Красиво сказано. Но откровенно говоря, в сатире Эффеля (да и любого другого карикатуриста) мне больше, чем примитивная лобовая ненависть, нравится тонкая ирония, язвительная насмешка, изящный сарказм. И именно эти черты, на мой взляд, больше всего характеризуют сатиру самого Эффеля.
Глава тридцать первая
Мы часто говорим: история повторяется. И она, действительно, повторяется, как мне думается, не только в политических событиях крупного масштаба, но и в менее значительных вещах. Вот одно из таких повторений. В годы Гражданской войны возникла дотоле неизвестная форма изобразительной пропаганды — «Окна РОСТА», которые Маяковский характеризовал как протокольную запись труднейшего трехлетия революционной борьбы, переданную пятнами красок и звоном лозунгов.
В другую лихую годину «Окна» возродились. Теперь они, разумеется, назывались уже «Окна ТАСС». И четырехлетие Отечественной войны, как и трехлетие Гражданской изо дня в день сопровождалось более чем десятью тысячами «Окон» художников-плакатистов.
А потом возникает третье поколение «Окон РОСТА» — «Агитплакат». Правда, на сей раз, слава Богу, для войны не кровопролитной и разрушительной, а так называемой «холодной». Но возник «Агитплакат», как в свое время «Окна РОСТА», из одного-единственного плакатного листа, выставленного в окне на улице Горького. Его нарисовали художники Константин Иванов и Вениамин Брискин. И, как это уже было раньше, такое плакатное «зерно» проросло за относительно короткое время в большое художественно-производственное объединение «Агитплакат» при Союзе художников СССР.) Уже не ручным, трафаретным способом тиражировались плакаты — «Агитплакат» оснащен самыми современными шведскими шелкографскими машинами и станками, он занимает отдельное одноэтажное здание, у него своя дирекция, бухгалтерия, подписчики по всей стране, довольно многочисленный коллектив художников и поэтов, авторитетная редакционная коллегия и, разумеется, главный редактор. Первое время им был упомянутый Вениамин Брискин. Но оказалось, что и творческие коллективы не застрахованы от склок. В результате долгих и не очень чистых интриг пост главного редактора остался вакантным. А всем хотелось видеть на этом месте человека объективного, не интригана, не склочника. Все как-то сошлись на моей персоне… И кресло главного редактора в «Агитплакате» я занял почти на 30 лет.
Тематика «Агитплаката» была весьма широкой — тут и сатирические, и чисто юмористические плакаты, и юбилейные, познавательно-просветительские. Плакаты разоблачали поджигателей войны, высмеивали бюрократов, бракоделов, очковтирателей, пьяниц и, конечно, постоянное внимание уделяли главному делу — «пропаганде решений партии и правительства», Склок больше не было, хотя, не скрою, стычки на редколлегии не раз возникали. Тому причиной чаще всего бывал горячий темперамент художника Николая Денисовского и поэта Александра Жарова. Зато редколлегия вместе с коллективом не раз собирались на дружеские, веселые застолья по случаю чьего-нибудь дня рождения, на которых я работал неизменным тамадой. Никогда никакой конфронтации между главным редактором и директором не возникало — на эту должность, по случайной рекомендации, я пригласил Павла Алексеевича Киселева, оказавшегося исключительно порядочным, деловым и преданным интересам дела работником. Киселев прекрасно организовал не только производство агитплакатов, но и распространение их по всей стране вплоть до погранзастав Дальнего Востока, отлично вел финансовые дела Объединения. Он также наладил показ отдельных экспозиционных плакатов в витринах магазинов в разных концах Москвы. С одной из таких экспозиций получился изрядный скандал. На плакате была изображена лидер британской консервативной партии Маргарет Тэтчер в виде сидящей на помеле ведьмы. Плакат привлек сугубое внимание некоторых иностранных корреспондентов. Они начали его фотографировать, а один из них примчался в «Агитплакат» и стал предлагать за этот лист солидную сумму денег. Перепуганный Киселев ответил, что агитплакаты не продаются, и приказал немедленно его снять. Но фотоснимок с миссис Тэтчер в виде ведьмы успел появиться в одной из английских газет. К счастью, миссис Тэтчер проявила чувство юмора и официального протеста с ее стороны не последовало. К счастью для «Агитплаката» и для меня, который был автором этого плаката.