Хозяин земли русской? Самодержавие и бюрократия в эпоху модерна - читать онлайн книгу. Автор: Кирилл Соловьев cтр.№ 6

Впрочем, попытаться – не значит понять. Император редко сообщал современникам, о чем он думал перед принятием решения. Остается только догадываться, кто и как влиял на царя. При этом, конечно, очевидно, что многое действительно зависело от личных качеств государя. Александр III весьма ответственно относился к своим обязанностям. Управляющий делами Императорской главной квартиры О. Б. Рихтер говорил: «За много лет, что я управляю комиссией прошений на Высочайшее имя… я не помню случая, чтобы посланный мною государю с вечера портфель с бумагами не был возвращен мне на следующее утро с исполненными делами». Обычно весь день императора уходил на встречи и приемы. Александр III работал с бумагами преимущественно ночью. Ему приходилось знакомиться с отчетами министров, главноуправляющих, губернаторов, генерал-губернаторов, командующих войсками и др. Периодически ставился вопрос о создании коллегиального учреждения, которое бы помогало императору, а в сущности подменяло его. В мае 1884 г. этот вопрос инициировал председатель Комиссии прошений С. А. Долгорукий, но без особого успеха: создание подобного «визирства» пугало бюрократию.

Обычно Александр III уходил к себе в кабинет около 9 часов вечера. По настоянию императрицы он дал слово работать «лишь» до 3 часов ночи. В это время камердинер должен был докладывать царю, что следовало заканчивать работать. Если же царь не обращал на это внимания, камердинер докладывал вторично. В третий же раз он просто тушил свет, несмотря на все протесты государя. Вставать же императору приходилось рано: доклады министров нередко начинались уже в 9 часов утра. При этом, выслушивая министров, император, как уже говорилось выше, не любил принимать решений в ходе личных аудиенций. Обычно он оставлял у себя министерские бумаги и работал с ними ночью.

Есть много свидетельств тому, что Александр III весьма добросовестно читал поступавшие на его имя бумаги. Так, С. Н. Дурново, брат министра внутренних дел и председателя Комитета министров, рассказывал, что «на бумаге Синода с благословением на предстоящее императору путешествие он положил резолюцию: „Не нуждаюсь“. Святые отцы решили, что государь подмахнул это слово ошибочно взамен другой бумаги и через Победоносцева подложили новую бумагу, переписав первую. Ждали появления ее… уже с известным интересом. С ужасом читают новую резолюцию: „Сказал: не нуждаюсь“. Все взволновались. Тем временем император уехал в Данию. По возвращении оттуда принимал с докладом Победоносцева. Тот с большой осторожность приступает к выяснению этого вопроса, намекая на горе членов Синода, вызвавших неблаговоление монарха. „А вы, Константин Петрович, читали эту синодскую бумагу?“ – спросил император. „Как же, Ваше Величество“. – „Ну я вижу, вы ее или плохо, или совсем не читали. Вот там вместо архипастырского благословения было написано „архитектурное благословение“. Я и написал, что не нуждаюсь“».

Александр III, в отличие от отца, не любил председательствовать на заседаниях Совета министров, который в новое царствование практически не собирался. Со временем об этом учреждении и вовсе забыли. Это как раз тот случай, когда привычки и склонности монарха определяли характерные черты политической жизни. Имевшийся у Александра III опыт председательствования был скорее неудачен. У императора не получалось направить дискуссию в нужное для себя направление. Он преимущественно молчал, заставляя думать всех остальных, что колеблется. Так случилось в марте 1881 г., когда Совет министров обсуждал «конституцию» М. Т. Лорис-Меликова. Александр III был изначально на стороне К. П. Победоносцева и противников политических преобразований. Однако немногое об этом свидетельствовало. Государь не решался однозначно высказаться против мнения большинства совещания. В итоге и Победоносцев сомневался в поддержке царя, и Лорис-Меликов безосновательно рассчитывал на высочайшее одобрение. В чем-то похожая ситуация сложилась в декабре 1882 г. Тогда обсуждался вопрос о старообрядцах. Александр III был склонен отменить многие дискриминационные правила. Однако против этого выступили обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев и министр внутренних дел Д. А. Толстой. Они говорили красноречиво и аргументированно, что на тот момент предрешило исход дела. Совет министров постановления не вынес. Законопроект должен был быть внесен в Государственный совет.

Александр III был замкнутым человеком и не любил публичности. В 1880-х гг. право личного доклада руководителей ведомств было тем более ценным, что новый государь принимал министров реже, нежели его отец. По словам П. А. Валуева, Александр III как будто бы сторонился своих ближайших сотрудников. «Доклады сокращены у него до крайних пределов, так что даже военный министр ограничивается одним докладом в неделю». Император тщетно пытался свести к минимуму и работу с бумагами. Великую тайну составлял тот факт, что государственный секретарь регулярно подготавливал краткие записки для Александра III, в которых излагалась суть представлявшихся меморий Государственного совета. С этой же целью император запретил Министерству иностранных дел «посылать [себе]… бумаги, касающиеся мелких государств, как, например, Испании и Португалии».

Жаловался на бесконечную работу с бумагами и Николай II. Оказавшись на вершине пирамиды сверхцентрализованного государства, он был подчинен огромной машине делопроизводства, которая, будто в топливе, нуждалась в санкциях верховной власти. Императору в силу его возможностей приходилось осваивать «пухлые» доклады, журналы и мемории. «Читал до обеда, одолеваю отчет Государственного совета. Вечером окончил чтение отчета Военного министерства – в некотором роде одолел слона», – записал он в дневнике. «Опять начинает расти та кипа бумаг для прочтения, которая меня смущала прошлой зимой», – констатировал Николай II.

Александр III чувствовал, что не справляется с потоком дел, которые шли через него. В итоге он попросил министра императорского двора графа И. И. Воронцова-Дашкова, управляющего делами Императорской главной квартиры О. Б. Рихтера и дежурного генерала при императоре П. А. Черевина помогать ему разбираться в министерских докладах. Это все были люди, лично преданные царю, но не обладавшие серьезными знаниями и большими способностями. Нередко они честно признавались, что не справлялись с поручением и не могли должным образом оценить ту или иную записку. «И вы меня покидаете», – упрекал их император.

Схожим образом себя вел и Николай II. У императора не было личных секретарей. Их государь опасался, полагая, что они могли обрести огромное влияние на принятие решений. В итоге самому царю приходилось разбирать собственную корреспонденцию. Эта работа занимала много времени. Было очевидно, что Николай II остро нуждался и в помощи доверенного лица, не претендовавшего на политическую роль, однако такой не находился. В начале 1905 г. император был чрезвычайно доволен поддержкой, которую ему оказывал Д. Ф. Трепов: «Трепов для меня незаменимый, своего рода секретарь. Он опытен, умен и осторожен в советах. Я ему даю читать толстые записки от Витте, и затем он мне их докладывает скоро и ясно. Это, конечно, секрет для всех!» Едва ли этот «кустарный» путь решения проблем управления огромной страной мог принести существенные результаты.

В сверхцентрализованном государстве многое зависело от подписи императора. Ему посылались важнейшие документы даже тогда, когда он находился в отъезде, в том числе за пределами России. Порой император не мог справляться со своими обязанностями. Так случилось осенью 1894 г., когда Александр III тяжело заболел. Поначалу все дела остановились и не шли на подпись. Однако продолжаться это долго не могло. В итоге в Петербург стали прибывать бумаги с пометами императора, которые в действительности были поставлены не царской рукой.