Екатерина Великая - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 84

Провокации продолжались. Салтыков задержал депеши Фридриха II к Гольцу в Кёнигсберге и отослал их своему двору. Был заявлен протест и принесены извинения. «Дружественное отношение императрицы к Вашему величеству должно быть очень неожиданным для всего здешнего двора, — сообщал посланник 31 июля, — так что они едва могут воздержаться от выражения своего удивления… Императрица, отвечая Вашему величеству, не только не советовалась ни с одним из своих министров, но даже никому из них не сообщила этого ответа» ^[576].

Следует сделать вывод, что сразу после восшествия Екатерины на престол при дворе и в дипломатической среде шла борьба за повторное вступление России в войну. Ставки были очень высоки. И хотя нам мало известно о конкретных перипетиях этой схватки, можно сказать, что сторонники продолжения конфликта до какого-то момента боялись возвращения Петра III на престол. Неслучайно они активизировали свои усилия после получения известия о его гибели. Смерть бывшего союзника Фридриха II казалась им достаточной гарантией возвращения России в состав коалиции. Тем более что положение молодой императрицы после убийства мужа стало крайне уязвимым — ее легче было подтолкнуть к участию в «общем деле».

«Сходственные интересы»

Однако оказалось, что в вопросах войны и мира Екатерина — крепкий орешек. Она не позволяла личным чувствам брать верх над разумом. Гольц убедился в этом на собственном примере. «Я знаю, что несмотря на все милости императрицы, — писал он министру иностранных дел Пруссии графу Финкенштейну, — она питает ко мне величайшее нерасположение за то, что я был слишком близок к покойному государю» и якобы «одобрял действия покойного по отношению к ней. Один вид мой должен ей напоминать дурное обращение с ней государя, часто проявлявшееся в моем присутствии». Тем не менее Екатерина относилась к дипломату «со свойственной ей добротой и приветливостью». За которыми, как вскоре догадался Гольц, стояло нечто большее, чем простая любезность. Именно с прусской стороной молодая императрица намеревалась «делать дело». Личные симпатии и антипатии были не в счет. «Я предполагаю, что некоторые злонамеренные лица внушили ей, — доносил дипломат 31 июля, — будто в переписке Вашего величества с императором были вещи, нелестные для нее, и теперь она видит, что заблуждалась». Заблуждалась ли наша героиня? В письмах Фридриха II имелось много неприятного. Однако Екатерина ничем не проявила досады.

Для подобного поведения имелись веские причины. Она считала продолжение войны с Пруссией борьбой за чужие интересы. Тем временем у Петербурга были свои. В тот момент они касались Курляндии. Герцогство, несмотря на вассальную зависимость от Польши, вот уже более полувека тяготела к России. Надень герцогскую корону сын польского короля Августа III принц Карл (на что дала согласие Елизавета) — Курляндия силой вещей вновь качнулась бы в сторону Варшавы. Если бы трон занял принц Георг Людвиг Голштейн-Готторпский, как того хотел Петр III, то герцогство потянулось бы к Пруссии. «Курляндский гусь», как называл свои владения Бирон, должен был остаться в руках у того, кто всецело зависел от России. Только в этом случае следовало рассчитывать на увеличение в перспективе западных территорий империи.

Государыня твердо решила вернуть в Курляндию Бирона. Она понимала, что встретит противодействие в лице Польши и Саксонии, которым покровительствовала Австрия. Вена ни при каких условиях не поддержала бы русского кандидата, поскольку таким образом усиливалось бы русское присутствие в Польше. Екатерина уже понимала, что вскоре эта страна станет ареной ожесточенной борьбы. Столкновение интересов разведет союзников времен Семилетней войны по разные стороны баррикад. Поэтому тесное сотрудничество с Габсбургами было лишено в глазах нашей героини смысла. Императрицу устроил бы тот партнер, выгоды которого совпали бы с ее собственными. То есть Пруссия.

Между тем многие политики еще продолжали мыслить по инерции. Смерть Петра III возбудила надежды саксонских дипломатов. «Русская императрица решительно примет сторону герцога Бирона, — доносил 26 июля Гольц. — …Таким образом, принц Карл ничего не выиграет от последнего события, хотя г. Прассе очень громко говорил о нем первые дни. На мой взгляд, это решение императрицы довольно ясно доказывает, что ни венскому, ни саксонскому двору нечего надеяться иметь большое влияние» ^[577].

Фридрих II был готов поддержать кандидатуру Бирона. В тот момент Курляндия интересовала его куда меньше, чем сохранение собственных земель, которые Екатерина могла гарантировать от посягательств Австрии. А в перспективе обоим монархам предстояло играть на одной стороне против французского и австрийского влияния в Польше и отломить увесистые куски от польского пирога. Поэтому в вопросе о Бироне Фридрих пошел навстречу русской государыне. Уже 4 августа 1762 года Бирон подписал соглашение, ставившее его в полную зависимость от России. Он обязывался защищать православие на землях Курляндии — этот пункт не покажется таким уж странным, если принять во внимание напряженное религиозное положение в Польше. Кроме того, герцог обещал покровительствовать русской торговле, не иметь сношений с врагами России, разрешать свободный проход по своей территории русским войскам, предоставлять русским кораблям курляндские порты, позволять русским помещикам арендовать имения в Курляндии ^[578]. Однако от подписания договора до реального водворения на герцогском престоле прошло некоторое время.

Август III потребовал, чтобы Бирон обратился с прошением лично к нему, как к сюзерену. Резолюции Екатерины по данному вопросу — памятник дипломатической бесцеремонности: «Нет нужды рассматривать здесь, справедливо или нет такое желание Его величества, и обязан ли герцог Эрнст-Иоганн просить о том, чего у него никто ни по каким правам отнять не мог. Мы обращаем Ваше внимание на одно, что королевская ответная грамота написана в саксонской канцелярии, которая по делам Польши, а следовательно и Курляндии, никакого участия иметь не может, и потому впредь по курляндским и польским делам Вы не должны принимать никаких бумаг из саксонской канцелярии» ^[579].

Точно так же Екатерина будет действовать позднее в польском, крымском, турецком, шведском вопросах. Твердо, неуступчиво, выискивая и используя любой промах противников. Несмотря на возмущенный ропот Вены и Варшавы, она точно заткнет себе уши ватой. В каком-то смысле наша героиня реализует во внешней политике свое мужское, наступательное «я». Курляндия станет лишь пробным камнем. К апрелю 1763 года принц Карл будет изгнан русскими войсками из герцогства, которое фактически превратится в протекторат Петербурга ^[580] — плацдарм наступления на Польшу.