– А тебе идет мундир, – заметил адмирал, когда они с Лоренсо Фалько поднимались по лестнице. – Надевай почаще.
– У меня на него аллергия, – Фалько запустил палец под воротник белой сорочки, повязанной безупречным черным галстуком. – Сыпь начинается.
– Терпи. – Адмирал достал платок и очень звучно высморкался. – В таких обстоятельствах военная форма творит чудеса. Тем более твоя флотская тужурка… золотые пуговицы… на рукавах по два галуна с колобашками, фуражка с крабом… Очень, очень респектабельный вид у тебя, прости за прямоту… Хорошо, что ты хоть время от времени для разнообразия становишься похож на офицера.
– Вы мне, господин адмирал, прямо отец родной… Всегда найдете, чем укрепить и поднять дух.
– Когда придем, будь так добр, клоунады свои отставить. Поведа – человек опасный.
– А вы – нет?
– Это птица другого полета. И опасность от нее другая.
Анхель Луис Поведа вышел им навстречу из-за стола, над которым висел портрет Хосе Антонио Примо де Риверы, основателя «Фаланги». Поведа был средних лет, полноватый, бритый, седой, курчавый господин с изящными руками. В очках. На столе, заваленном бумагами, стояли два флажка: желто-красный – национальный и красно-черный – партийный. 9-мм длинноствольный пистолет «астра» (эта модель в обиходе называлась «синдикалист») лежал на бумагах чванливым пресс-папье.
– Капитан-лейтенант Фалько. Анхель Луис Поведа, – представил их адмирал.
– Рад познакомиться. Прошу садиться.
У него был очень явственный андалузский выговор. Фалько подумал, что его мирная наружность противоречит послужному списку. Член «Фаланги» с момента ее появления – на партийном жаргоне таких называли «старые рубахи», – крупный севильский землевладелец, 18 июля он принял участие в военном путче. И первым его патриотическим актом стал расстрел пятерых поденщиков, работавших на его землях: одному за другим он пустил им пулю в лоб, «pour decourager les autres»
[8], как объяснил он французскому журналисту, бравшему у него интервью. Когда основателя «Фаланги» после начала войны республиканцы посадили в тюрьму в Аликанте, Поведа вошел в руководство партии, и военные поручили ему карательные акции в провинциях, занятых мятежниками, имея в виду сохранить по возможности чистыми руки армии и жандармерии. Из своего кабинета на улице Консуэло шеф СИРФ координировал и подпольные действия «пятой колонны» в тылу республиканцев.
– Сеньор Фалько осведомлен о сути задания? – спросил он у адмирала.
– Не имеет ни малейшего понятия.
Фалангист рассматривал гостя, вперив в него маленькие недоверчивые глазки за стеклами круглых очков. Он уселся за свой стол и барабанил пальцами по зеленой обложке какой-то папки. Намеренно, разумеется. Фалько, и не читая того, что было на ней написано, знал, что это его досье.
– У вас богатая биография, – сказал Поведа, нарушив наконец молчание.
– У вас тоже, насколько я знаю, – ответил Фалько и тут же получил укоризненный взгляд адмирала.
Поведа несколько секунд смотрел на него, не произнося ни слова. Потом изобразил на лице некую ужимку, недотягивавшую до улыбки. И, не поворачиваясь, ткнул большим пальцем себе за спину, где на стене висел портрет основателя «Фаланги».
– Что вам о нем известно?
Фалько скрыл удивление и подавил желание обернуться к адмиралу. Вопрос застал его врасплох.
– Видел его как-то раз в Хересе, – сказал он после минутного раздумья. – И братьев его тоже.
– Если встретите, сможете узнать?
– Конечно.
– Я имею в виду в необычных ситуациях. В особых условиях.
– То есть?
– Ну, например, ночью, в полутьме…
– Думаю, да, если увижу его лицо.
Поведа оценивающе смотрел на него.
– А что еще вы о нем знаете?
– То же, что и все, наверно. Адвокат, сын генерала Примо де Риверы… Образованный, воспитанный, приятной наружности, любит женщин, знает языки. По взглядам ближе к Муссолини, чем к Гитлеру… Убежденный фашист, три года назад основал испанскую «Фалангу». Еще знаю, что в марте республиканцы его посадили, а в июле, когда произошел переворот, он еще оставался в тюрьме Аликанте. И по сию пору там.
– Вы симпатизируете делу, за которое борется «Фаланга»?
Фалько бесстрастно выдержал его взгляд:
– Я много чему симпатизирую.
Поведа скосил глаз на зеленую папку. Потом упер в нее палец.
– Насколько я понял, в первую очередь себе самому. Своему делу, каково бы оно ни было.
– Главным образом.
Адмирал покашлял. Потом достал платок, издал обычный трубный звук и прокашлялся снова. Правый глаз метнул молнию в фалангиста.
– Мы здесь не за тем, чтобы рассматривать политические симпатии капитан-лейтенанта Фалько, – заговорил он раздраженно. – Это человек, беззаветно преданный Национальному Движению, агент в высшей степени умелый, отважный и эффективный… С 18 июля выполняет важнейшие поручения – важнейшие и чрезвычайно рискованные. Именно поэтому и намечен для предстоящей операции. И этого довольно.
– Ну, разумеется, – согласился Поведа. – Тем не менее всегда полезно знать, кто на какую ножку припадает.
Фалько вынул портсигар, взял сигарету. Щелкнул зажигалкой.
– А я вообще не хромаю.
– Довольно, я сказал! – рявкнул адмирал; потом перевел взгляд на Поведу: – Давайте к делу. Вы сформулируете задачу или мне доверите?
Фалангист откинулся на спинку кресла, посмотрел на пистолет, придавивший бумаги, а потом на Фалько.
– Мы хотим освободить Хосе Антонио, – выпалил он в упор.
Фалько уже минут десять опасался услышать именно эти слова. Особенно то, что будет относиться непосредственно к нему.
– Кто «мы»? – осведомился он.
– Мы. «Фаланга». Благородная и достойная Испания. Место основателя нашей партии – здесь, в Саламанке. Дело его – приближать рассвет над новой Испанией. Руководить товарищами.
Он взял сложенную вчетверо карту и расстелил ее на столе. И показал на участок побережья, включавший Картахену и Аликанте.
– Кое-кто злонамеренно распускает слухи, будто Франко устраивает, чтобы Хосе Антонио оставался за решеткой. Дескать, устраняет соперника. Рассуждающие так не имеют ни малейшего представления о том, что на самом деле думает каудильо. И мы докажем это… Генеральный штаб очень одобрительно отнесся к идее провести дерзкую операцию по освобождению нашего вождя, – тут он взглянул на адмирала, как бы прося подтвердить. – И предложил оказать нам всяческое содействие.
– Да, – кивнул адмирал. – И поэтому мы здесь.