Сегодня утром Паулина надеялась, что сможет позавтракать одна, но через десять минут после того, как она прокралась на кухню, ее муж тоже спустился туда. За последний год его живот еще больше увеличился, и сальный халат, в который втиснулся Стефан, стал ему узковат.
«Как отвратительно он выглядит, – подумала Паулина, не сумев отделаться от чувства отвращения, – какой он мерзкий и жирный!»
Столько эмоций по отношению к своему супругу она еще никогда не испытывала – ни в хорошем, ни в плохом смысле. Ее поразило, какие чувства в ней породила теперешняя стрессовая ситуация. В Паулине проснулись ощущения, которые были ей доселе незнакомы. Но, к сожалению, они носили тревожный характер.
– Тебе не нужно было так рано вставать, – сказала она.
Муж недовольно взглянул на нее и заявил, что, к сожалению, спать, когда кто-то устраивает такой шум, как она, невозможно. Затем взял свою чашку кофе и, шаркая ногами, вышел из кухни, а Паулина попыталась вспомнить, когда он в последний раз сказал ей по-настоящему доброе слово. Ей не удалось припомнить ни одного такого случая, и женщина подумала, что ей были намного приятнее те времена, когда она не задумывалась о подобных вещах.
И вот теперь Паулина стояла на коленях в гостинице «Берар», в мрачном коридоре бывшего монастыря, стирая пыль со всех углов, и ситуация была такой же, как недавно: ей показалось, что он был здесь. Но на этот раз женщина почувствовала присутствие своего преследователя на более тонком уровне. Она могла лишь предположить, что ее коснулся сквозняк, но уверенности в этом у нее не было. Однако тело ее отреагировало сразу же и сильно, Паулина не могла не отметить этого.
«Истеричка, – сказала она себе, – ты совершеннейшая истеричка».
С того момента, как Паулина сегодня принялась за работу в этом коридоре, она никак не могла избавиться от страха. Все время оглядывалась по сторонам, все время прислушивалась, затаив дыхание. Из одной комнаты вышла пожилая супружеская пара – оба были в сапогах и теплой одежде для прогулки по побережью. Они дружелюбно поприветствовали Паулину и покинули отель. В остальном же в этот день все было тихо.
А потом вдруг, совершенно внезапно, это случилось: внезапный выброс адреналина обострил все ее ощущения, и спустя минуту растерянности и безуспешных попыток подавить в себе панику Паулина вскочила на ноги. Ей показалось, что инстинкт трубит о назревающей опасности, как это бывает со зверями, но, в отличие от зверей, она не знала, как ей на это отреагировать.
Некоторое время горничная вслушивалась в тишину, а затем решительным движением бросила на пол половую тряпку и уверенно прошла по коридору. Свернув за угол, она обнаружила, что в помещении перед тяжелой дубовой дверью пусто.
Паулина почувствовала, как подогнулись ее колени. Она опустилась на нижнюю ступеньку лестницы, ведущую на первый этаж, и, как завороженная, уставилась на свои трясущиеся руки. Ей не удавалось унять дрожь; в конце концов она сунула руки под себя и еще несколько минут сидела на них в ожидании, что они все-таки перестанут трястись. Но в итоге поняла, что дрожат у нее не только руки, а вообще все тело.
Вокруг никого не было. Она стала жертвой своего воображения. Быть может, она скоро потеряет рассудок, будет слышать голоса, которых нет, видеть тени и чувствовать пальцы, тянущиеся к ней… Когда Стефан назвал ее сумасбродной и истеричной, он, возможно, был прав.
Но если здесь действительно кто-то был?
Одно было ясно: коридор она до конца мыть не станет. В этом полумраке все равно не видно, тщательно он вымыт или нет.
К своему ужасу, Паулина опять начала плакать.
4
Моник Лафонд прогуливалась по берегу. Она еще никогда не бывала в этих местах в такое раннее время, и ее поразило, как здесь красиво по утрам. Воздух ясен и свеж, песок не тронут, небо высокое и словно стеклянное. На востоке поднялось над горизонтом октябрьское солнце, но оно пока еще не желало пускать на землю тепло. Было прохладно, и это как-то приятно будоражило. На Моник были спортивные штаны и толстый свитер.
В это время она обычно сидела в офисе, а в воскресные дни не покидала свою кровать до половины одиннадцатого, после чего слонялась по дому до трех часов в халате и иногда, собравшись с силами – что бывало очень редко, – отправлялась на прогулку. И даже если она выбиралась погулять, ее путь частенько был совсем коротким: от жилого комплекса до первого кафе на набережной, где она выпивала чашку кофе со сливками, провожая прохожих взглядом своих немного опухших глаз, потому что накануне, одиноким субботним вечером, обычно выпивала лишнего.
Но в новой жизни, которую Моник решила начать, требовалось больше заниматься спортом и меньше просиживать дома. Так что сейчас она собиралась минимум час уделить пробежке. Может быть, потом и завтрак покажется ей вкуснее.
Она бодро шагнула вперед, подставив лицо солнцу.
5
Надин покинула дом через заднюю дверь. Неслышными шагами она юркнула вниз по ступенькам и увидела, как Анри ходит на кухне взад и вперед. Когда он это проделывал, его жена знала, что он подготавливал предложения и аргументы, готовил своего рода речь, которую намеревался произнести кому-то. В данный момент этой жертвой могла быть, собственно, только сама Надин – и она догадывалась, что именно он хотел ей сказать. Речь пойдет о том, чтобы они начали совместную жизнь сначала, чтобы открылись для счастья после перенесенного кризиса. Для Анри все решилось наилучшим образом – события прошлого, может быть, еще причиняли ему сильную боль, но он будет оттеснять их до тех пор, пока не сможет жить с ними в ладу. Он был слабым мужчиной. Более сильный указал бы ей на дверь и стал бы добиваться развода. Такой мужчина даже мысли не допустил бы, чтобы еще хоть один-единственный день прожить с ней вместе. Анри знал, что она уже несколько лет изменяла ему. Он знал, что ей не терпелось уехать со своим любовником. Как он вообще мог серьезно думать о совместном будущем?
Но Анри мог, уж это-то ей было известно! Он скорее был готов на это, чем поставить точку на их совместной истории. Это потребовало бы энергии и мужества, которых у него не было. Он был мужчиной, который лучше смирится с неприятной ситуацией, мерзость которой ему известна, чем попадет в новую ситуацию, возможные превратности которой ему не знакомы.
После долгой бессонной ночи, которую она провела, Надин пришла к выводу, что лишь перевозбуждение и ужас породили в ней мысли, будто Анри мог быть убийцей Петера. Когда начало светать и она немного успокоилась и смогла более здраво посмотреть на вещи, ей стало ясно, какими абсурдными были эти подозрения. Анри и муху не мог обидеть. Представлять, как он с ножом бросается на своего противника, было просто смешно. Тем временем Надин уже предполагала, что в окру́ге действительно шатается какой-то сумасшедший и без разбору убивает людей, а Петер по жестокой случайности оказался его жертвой – в тот момент, когда он и она хотели изменить свою жизнь.
Надин прошла вдоль улицы и добралась до песчаной площадки, на которой когда-то стояла машина Петера. Теперь ее уже оттащили куда-то по указанию полиции, и она, вероятно, уже была обследована криминально-техническими методами. Надин присмотрелась к месту, где терялся след автомобильных шин: здесь и решилась ее судьба. Скорбь обо всех тех утраченных возможностях причиняла ей такую боль, словно ей только что нанесли глубокую рану, но за этой болью уже пробуждалось новое решение, и Надин уже догадывалась, что оно упорно въедалось в ее сознание. Возможно, это решение принесет с собой новые изменения: всю свою жизнь она строила на зависимости, но никогда – на собственных усилиях и энергии; возможно, это и было причиной тому, что она потерпела полную неудачу. Мечтала о блеске и гламуре в шикарных местах на Лазурном Берегу и поэтому вышла замуж за Анри, думая, что тот сможет осуществить ее мечты. А когда поняла, что не сможет получить от Анри того, чего желала, вцепилась в Петера, понадеявшись, что этот точно подарит ей новую и лучшую жизнь. Но вот Петер мертв – еще один мужчина оказался неблагонадежным. Может быть, ее собственные ноги привели бы ее куда дальше…