Она очень долго и болезненно скучала по дому. Среди всего прочего, Кристофер заметил это и по астрономически высоким счетам за телефон, которые набегали за ее бесконечные разговоры с семьей и друзьями в Германии. В какой-то момент он обнаружил, что она только и делает, что жалуется, и когда он, вконец изнуренный, предложил ей вместе вернуться в Германию, выяснилось, что вопрос места жительства уже давно был для нее просто отговоркой.
– Я не могу так жить, – сказала Каролин во время одной из их многочисленных изнуряющих дискуссий, которые они обычно вели полушепотом, чтобы дети ничего не узнали.
– Как ты не можешь жить? – переспросил Хейманн. Все та же игра в вопросы-ответы. И, как всегда, у его жены были проблемы с ответами на вопрос как.
– Все так… тесно, – попыталась объяснить она. – У меня такое чувство, что мне нечем дышать. Твое представление о семейной жизни подавляет меня. Нет никакого пространства для отстранения. Нет пространства для нас с тобой. Без детей. Только мы.
– Но мы же обсуждали это, и ты была со мной согласна, – возразил Кристофер. – Мы же хотели этой жизни. Наша семья должна была всегда стоять на первом месте. Мы же мечтали о том, чтобы делать всё вместе. Чтобы быть вместе, насколько это только возможно. Чтобы…
– Но мы ведь еще и отдельные личности!
Все это звучало наподобие типичных мудростей из соответствующих книг по самореализации, но Хейманн знал, что подобные вещи Каролин читала лишь изредка. Затем она начала выстраивать разные смелые теории: Томми чувствует себя совершенно сбитым с толку от предпринимательских идей отца, и поэтому все чаще скрывается в свой мир фантазий, Сусанна, напротив, никак не может успокоиться в этом «образе семейной жизни», и по этой причине стала гиперактивным ребенком. А сама она, Каролин, страдает от всевозможных аллергий, потому что «ее организм кричит».
Кристофер все больше и больше чувствовал себя козлом отпущения. Он пытался отстраниться, ездил на выходные один в горы или отправлялся на паруснике в какую-нибудь одинокую бухту, чтобы дать членам своей семьи возможность найти путь к себе. Но было поздно. Каролин внутренне уже покинула его. Он умолял ее еще раз попытаться, попытаться в Германии, попытаться в любом месте, которое она выберет или предложит.
– Пожалуйста, не разрушай семью! – говорил он снова и снова. – Если не ради меня, то подумай хотя бы о детях!
– Как раз о них я и думаю. Дети не должны расти в разлаженной семье, – объясняла его жена. – Слишком многое уже разбито, Кристофер.
– Что разбито?
Хейманн действительно не понимал ее. Что она имела в виду? Между ними, конечно, случались разлады, но в каких парах их не бывает? Ему следовало раньше понять, с каким нежеланием Каролин жила во Франции, следовало раньше заметить, что она очень несчастлива. Хотя уже давно было ясно, что причины развала их брака лежали совсем в другой плоскости, Кристофер упорно цеплялся за проблему места жительства – возможно, был уверен в том, что в этом пункте можно было найти спасение. Но он не желал менять ни себя, ни свою склонность безгранично отдаваться своей семье.
А потом Каролин ушла, а вместе с ней и дети, и собака, боксер по кличке Багет, и развод прошел быстро и гладко. Хейманн уже не нашел в себе сил сопротивляться – да, видимо, и понял, что это бесполезно…
И вот теперь он смотрел на это семейство, устроившееся перед ним на пляже, и пытался определить, были ли в нем уже какие-то признаки разлада. Некоторые из них угадывались довольно рано – и он знал их, он слишком хорошо знал их…
Но эта семья пока еще была нормальной. Мужчина окликнул жену по имени, и она открыла глаза и улыбнулась. Ее улыбка не казалась притворной – она была теплой и счастливой. Двое их детей начали строить на берегу песочный замок со сложной системой каналов, и их отец хотел обратить на это внимание матери. Она помахала обоим и снова закрыла глаза, пытаясь найти удобное положение у стены.
Всё в порядке. Эта картина вызвала в Кристофере теплое чувство. Зависти он не знал. Но знал чувство тоски. Очень сильное, очень глубокое чувство тоски, которой было почти столько же лет, сколько и ему самому. Которое родилось в тот день, когда ушла его мать.
Он поспешно продолжил свой путь.
4
В десять часов Лаура остановилась около «У Надин» и вышла из машины. В эту ночь она впервые после прошлой субботы смогла заснуть. В голове у нее крутилось множество мыслей, но в какой-то момент она отключилась и проснулась только в восемь утра.
Поскольку в доме не было никакой еды, Лаура поехала в Сен-Сир, заняла место в уличном кафе «Париж» и, укутавшись в теплую куртку, заказала себе кофе со сливками и багет с мармеладом. Завтракать в этом кафе тоже было их с Петером старой привычкой: они часто сидели здесь на плетеных стульях с мягкими, выгоревшими от солнца зелеными подушками на сиденьях и наблюдали за собаками, бегущими трусцой через рыночную площадь, и за людьми, которые заходили в находящуюся рядом парикмахерскую и выходили из нее; или просто глядели на листья деревьев, щурясь от солнца. У Лауры была маленькая надежда встретить своего мужа здесь, но она нигде не могла его обнаружить, и, возможно, это не могло случиться настолько быстро.
Она была уверена, что найдет Петера и что даже если им придется выяснять некоторые неприятные вопросы, это еще не станет концом их отношений.
В «У Надин» еще не было посетителей. Услышав, что на кухне кто-то есть, Лаура позвала:
– Надин? Анри?
Через некоторое время в зал вышел Анри, и фрау Симон немного испугалась, увидев, как плохо выглядит хозяин кафе. Он был, как всегда, загоревшим и красивым, но под глазами у него залегли тени, в движениях читалось что-то суетливое, нервозное, а на лице лежал отпечаток боли и глубокой озабоченности. Раньше Лаура всегда видела этого вечного красавчика улыбающимся, но теперь он выглядел так, словно был в глубоком отчаянии.
– Лаура! – удивленно воскликнул Анри. На нем был большой разноцветный фартук – единственное, что было на нем радостным, – и он вытирал о него свои измазанные помидорами руки. – Ты откуда?
Лаура улыбнулась ему беспечной улыбкой, хотя на самом деле чувствовала себя далеко не так радостно.
– Так как Петер не едет ко мне, то я решила сама его навестить. Или того лучше: поискать его. Он здесь еще появлялся?
– Нет. Но в воскресенье мы наткнулись на его машину. Она припаркована примерно в двухстах метрах отсюда, у трансформаторной будки.
– Что?
– Ну да, по всей вероятности, он уехал отсюда не на машине.
– Но… «У Надин» находится на приличном расстоянии от Сен-Сира! Ему никогда не пришла бы в голову идея отправиться отсюда пешком!
Жоли пожал плечами:
– Однако его машина стоит тут.
– Значит, и он должен быть где-то здесь!
Анри снова пожал плечами: