Ротенберг долго молча смотрел в пол. На мониторе компьютера так и сменяли друг друга старые черно-белые фотографии. В палатах клиники появились телевизоры, подвешенные на расстоянии трех метров от безразличных взглядов пациентов. Бывший адвокат кликнул на паузу.
– Джозеф умер в конце девяностых. До того я успел сделать в его конторе блестящую карьеру, достойно вел разные дела, и дела были интересные, но ни одно не могло сравниться по масштабу с этим.
– Простите, Филип, но… Я так и не вижу никакой связи ни с проклятой бобиной, ни с Лакомбом, ни с «сиротами Дюплесси».
Адвокат вздохнул:
– Сейчас подойду к этому. Тридцать лет спустя после дела Сандерса, то есть два года назад, мне позвонили из Бельгии.
– Влад Шпильман?
– Он. Шпильман знал все о моем прошлом, знал все, что имело отношение к ЦРУ и государственным делам, и был просто помешан на истории, на геополитике. Так вот, Влад позвонил и сказал, что у него есть для меня новые сведения об опытах над детьми в Канаде пятидесятых годов. Поскольку к тому времени он тоже детально изучил материалы по «MK-ULTRA», ему казалось, что и тут не обошлось без ЦРУ… Сначала я не поверил, подумал, что меня разыгрывают, ну или звонит чокнутый, которому везде мерещатся заговоры, вроде тех, что осаждали меня всю жизнь после дела семьдесят седьмого года. Я решил отделаться от Шпильмана и сказал ему: вы ошиблись, все преступления ЦРУ в области промывания мозгов полностью раскрыты и никогда в экспериментах не принимали участия дети. Тогда он прислал мне мейлом черно-белую фотографию – вернее, кадр из фильма – и попросил позвонить ему, если меня это заинтересует.
Люси сжала кулаки:
– На фотографии были дети и кролики, да? «С них все и началось», – сказали вы мне тогда по телефону так загадочно… Вы это имели в виду?
– Конечно это. Так и вижу пустую, всю в крови комнату, девчушек в больничных пижамках, совершенно равнодушных посреди бойни. Фотография не просто заинтересовала меня – она меня потрясла, и я позвонил бельгийцу. Шпильман не хотел присылать мне бобину, он попросил приехать и посмотреть фильм у него. Я понимал, что имею дело с человеком маниакально подозрительным, параноиком, но невероятно умным. Через день я был у него в Льеже. Он отвел меня в свой просмотровый зал и показал фильм. Оригинал и то, что было скрыто, но старик смог это вытащить благодаря связям среди нейромаркетологов…
Люси внимательно слушала. «Нейромаркетологи» – это наверняка был Жорж Беккер, тот самый толстощекий бельгиец, который убедил Кашмарека посмотреть фильм в трубе сканера.
– По первому же кадру я понял, что все здесь – правда, я был абсолютно уверен, что это правда.
– Почему? Откуда такая уверенность?
Он глянул на монитор компьютера:
– Так вот же все здесь, перед вами! Сразу видна связь между короткометражкой Шпильмана и снимками, сделанными во время экспериментов Сандерса в палатах клиники Барлея. Неопровержимая связь между «сиротами Дюплесси» и ЦРУ.
Ротенберг закрыл презентацию и перевел курсор на видеофайл.
– А сейчас я покажу вам видеоролик, сделанный ЦРУ, чтобы Сандерс показывал его своим пациентам в целях промывания мозгов. Только сначала дорасскажу, как все у нас сложилось со Шпильманом в Бельгии. После разволновавшего меня донельзя просмотра Шпильман заговорил о феномене коллективной истерии…
Люси становилось все труднее дышать, она буквально впитывала слова бывшего адвоката.
– Этот старик был истинной ходячей энциклопедией. Ему казалось, что он открыл связующее звено между… между разными великими и кровавыми событиями, которыми был отмечен двадцатый век. По его мнению, врачом, ставившим опыты над детьми, был не Сандерс, а программа, включавшая в себя эти опыты, была не «MK-ULTRA», а другая, параллельная, еще более секретная, а стало быть, дело тут вовсе не в промывании мозгов.
– А в чем же? Чем, он считал, занималась эта другая программа?
– Погодите, самое главное еще впереди. Сказав о другой программе, Влад поспешил к книжным полкам и достал оттуда серию оригинальных снимков руандийского геноцида. Ему удалось найти фотографа, снимавшего события в Руанде в девяносто четвертом году, и получить у него эти снимки. И тут, пока я рассматривал их, он рассказал мне нечто совсем уж невероятное. Он рассказал мне о ментальной контаминации.
– Ментальной контаминации?
– Да-да, именно так. В данном случае информация поступает через глаза и насильственным путем изменяет структуру мозга.
Люси мгновенно вспомнила:
– Один из моих друзей, Людовик Сенешаль, посмотрев этот фильм, ослеп. Ему поставили диагноз «истерическая слепота». Изображение совершенно расстроило его мозг. Вы об этом?
– То, о чем я говорю, куда хуже. Истерическая слепота – феномен чисто психический. В случае ментальной контаминации не только изменяется, «портится» структура мозга одного человека, но запускается, я бы сказал, цепная реакция, при которой изменения переходят от человека к человеку, как вирус. Сейчас вы поймете, минуточку…
Он внезапно замолчал и повернулся к стеклянной стене.
– Слышали?
– Что?
Ротенберг бросился к столу, схватил оружие.
– Шорох.
Люси была совершенно спокойна, несколько глотков пива подействовали на нее благотворно.
– Наверное, дрова в печке трещат?
– Нет-нет, это снаружи…
Филип погасил свет и подошел к стеклянной стене. От печки по его лицу бежали красные блики. Люси двинулась было к нему, но он жестом отстранил ее:
– Держитесь подальше от окон!
Люси застыла на месте. Снаружи все было тихо, безмятежно, разве что черные стволы вдруг показались ей зловещими тотемами.
– Кого вы так боитесь? – спросила она. – Видите же, ничего там не происходит. За нами никто не следил, не было никакой погони. В жизни не видела таких ровных, прямых дорог… И таких пустынных…
– Несколько месяцев назад, когда я еще жил в центре Монреаля, меня пытались убить.
Он повернулся к Люси и поднял рубашку – на груди виднелись глубокие шрамы.
– Два удара ножом. На пять миллиметров глубже – и все было бы кончено.
– ЦРУ?
Он закусил губу и покачал головой:
– Нет, это не их методы. Узнав о недавно найденных у вас в Нормандии телах, я подумал, что, вполне возможно, то покушение было делом рук француза.
– Разведслужбы?
– Может быть.
– А если я скажу «Иностранный легион», это наведет вас на какую-то мысль?
– Ох, не знаю… Внешность того типа, который хотел меня прикончить, помню смутно: квадратная башка, крепкий, осанкой похож на военного…
«Парень в армейских ботинках», – подумала Люси.