Синдром Е - читать онлайн книгу. Автор: Франк Тилье cтр.№ 55

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Синдром Е | Автор книги - Франк Тилье

Cтраница 55
читать онлайн книги бесплатно

Каролина Каффей включила ноутбук, содержимое которого отображалось с помощью эпидиаскопа на большом экране.

– Читать по губам в этом фильме было очень трудно: в Канаде, как и во Франции, существуют разные диалекты, здесь и на литературном языке говорят, и сленгу не чужды. Что касается этой девочки, то она принадлежала, должно быть, к франкофонной общине, потому что говорит на квебекском французском. Или, точнее, на жуале, основанном на городском просторечии региона, центр которого – Монреаль, и аудиально чрезвычайно близком к говору, который можно встретить к северу от Бордо: она растягивает многие гласные звуки и произносит, к примеру, вместо «кролик» – «кро-о-рлик».

Специалистка, подвигав мышкой, нашла начало фильма, и на экране возникла прямая как палка в своем костюме от Шанель взрослая актриса. Вот-вот должна была начаться сцена, в которой девушке режут скальпелем глаз, – и тут ее губы зашевелились. Каролина стала переводить, не выключая проекции:

– Она говорит оператору… она говорит ему: «Открой мне дверь в тайну…»

– А она на французском французском или на французском квебекском говорит? – спросила Люси.

Каффей бросила на любопытную безразличный взгляд:

– Мадемуазель?

– Энебель. Люси Энебель.

Ха! Назвала ее «мадемуазель»! Чертовски наблюдательна!

– Трудно сказать, мадемуазель Энебель, потому что это – единственные слова, которые она произнесла, но мне кажется все-таки, что это французский французский. Кажется главным образом из-за того, что на французском канадском она произнесла бы слово «тайна», шире открыв рот.

Люси записала в блокноте: «Взрослая актриса – француженка» и «Девочка на качелях – из Монреаля». В это время Каролина, пустив запись чуть быстрее, дошла до сцены с девочкой на качелях. Внезапная радость на лице ребенка. Изображение скадрировано так, чтобы нельзя было догадаться, что вокруг. Режиссер явно не давал будущему зрителю возможности опознать место съемок. Как только девочка заговорила, специалистка по чтению по губам снова начала переводить:

– Завтра тоже можно будет покачаться на качелях?.. Ты скоро опять ко мне придешь?.. Лидии тоже очень хочется покачаться на качелях… А почему ей нельзя выходить?..

Девочка, окончательно развеселившись, взлетала к небу. Камера разглядывала ее лицо, задерживалась на глазах, оператор, стараясь сделать эпизод более динамичным, играл планами. Было ясно, что между ним и девочкой достаточно близкие отношения, они хорошо знают друг друга. Чем дольше Люси смотрела, тем сильнее ощущала, что это невинное дитя поймало ее в ловушку: у нее устанавливалась какая-то невидимая связь с ребенком и возникало чувство сродни материнской любви. Она изо всех сил старалась помешать этому, уничтожить неуместное и опасное чувство на корню.

Следующая годная для расшифровки сцена. Крупный план губ девочки, которая ест окорок с картошкой за длинным деревянным столом. Каффей заговорила:

– …Я это слышала сама. Столько людей говорит о тебе и о докторе всякие ужасы!.. Я знаю, что они врут, что они говорят это нарочно – чтобы сделать нам хуже. Я их не люблю, я никогда не буду их любить.

Расшифровка происходила в мертвой тишине. Слова, тон, каким озвучивался перевод немого текста, придавали происходящему на экране зловещий оттенок. Чувствовалось, как развивается нечто болезненное, что было заложено в фильм, как надвигается гроза, которая вот-вот разразится. Люси написала слово «доктор» и обвела его кружочком.

Эпизод с девочкой и котятами в траве. Девочка улыбалась во весь рот, нежно гладила обоих котят сразу, а Люси думала о другом фильме, о фильме спрятанном, о том, который идет параллельно и сейчас впечатывается в мозг.

– Как бы мне хотелось, чтобы они остались со мной… Очень-очень жалко… А ты их еще принесешь?.. Сестра Мария Голгофская терпеть не могла кошек… А я их обожаю… Ой да, да, кроликов я тоже ужасно люблю… Сделать им больно? Почему ты так говоришь?.. Нет, никогда, ни за что!

Люси записывала одно предложение за другим, отмечая про себя, что за ирония стоит за этими предложениями. Никогда не сделаю больно кроликам? В то самое время, когда на «нижнем слое» этого самого фильма эта самая девочка вместе с одиннадцатью другими безжалостно убивает этих самых кроликов… Что могло изменить ребенка до такой степени? Она подчеркнула тремя жирными красными чертами «сестра Мария Голгофская». Может быть, ребенка содержали в каком-то монреальском монастыре? Или в католическом учебном заведении? Где, в каком учреждении могли бы сосуществовать религия и медицина?

Следующий эпизод – странный: камера то приближается к малышке, то удаляется, как бы дразня ее, подтрунивая над ней. А девочка сердится. Глаза у нее здесь совсем другие.

– …Оставь меня в покое, я не хочу… Мне грустно из-за Лидии, всем грустно, а ты веселишься… – Ребенок отталкивает от себя камеру. – Убирайся отсюда!

«Что случилось с Лидией?» – записала Люси и обвела имя. Камера в это время вертелась вокруг девочки, и от этого шла кругом голова. Остановка камеры. Следующая сцена. Пастбище.

Каролина Каффей выключила проектор и сглотнула, прежде чем продолжить:

– Больше никакого текста нет – только ужасные крики в сцене с кроликами. Но есть зато кое-какие детали, которые могут вас заинтересовать: когда я внимательно всматривалась в некоторые эпизоды, мне удалось заметить перемены в лице девочки. В ряде кадров у нее не хватает переднего зуба, а кроме того, пусть даже это не очень четко видно, кое-где появляются новые веснушки. Волосы между тем всегда одной длины, – по-видимому, ребенка регулярно стригли.

– То есть девочка подросла за время съемок? – подумал вслух Кашмарек.

– Да, очевидно, так. Короткометражку снимали не одну неделю, даже не один месяц – это точно. И если приглядываться, заметно, как рот девочки становится все более напряженным – и рост напряжения вполне соответствует переменам в тексте, который она произносит. Все происходит на экране чересчур быстро и, возможно, чересчур схематично для того, чтобы можно было извлечь из этого основательные выводы, но у меня ощущение, что физическое состояние ребенка ухудшалось. К концу – никаких улыбок, лицо невыразительное, нездоровое. В ряде сцен, хотя они сняты при ярком свете, зрачки расширены.

Люси вертела в пальцах ручку, вспоминая эпизод с кроликами, страшную ярость, полностью овладевшую детьми.

– Наркотик… или лекарства…

Каролина кивнула:

– Видимо, да. Очень возможно.

Она закрыла блокнот и встала:

– Вот и все, что я могу вам сообщить. Распечатку файла с анализом увиденного пришлю вам почтой. Мадемуазель, господа…

Специалистка по расшифровке немого кино дала Кашмареку взглядом понять, что подождет его за дверью, и вышла. Ни единого вопроса о деле, которым они занимаются, ни малейшей эмоции по поводу увиденного. Профессионал. После ее ухода майор хлопнул в ладоши, и все взгляды обратились на него.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию