Лебединая песня. Любовь покоится в крови - читать онлайн книгу. Автор: Эдмунд Криспин cтр.№ 68

Сам обед, хотя и сдобренный должной порцией веселья, проходил не совсем гладко. Глава совета, самоуверенный и болтливый коротышка, очевидно, считал, что это самое подходящее время для анекдотов, и рассказывал их без перерыва от первого блюда до последнего. При этом большинство его историй были настолько неясны и запутанны, что ему приходилось разъяснять их смысл. Не помогало делу и то, что Фен и директор, стараясь избежать этих толкований, пару раз смеялись невпопад. Впрочем, если не считать излишней говорливости председателя, механизм светской вечеринки работал более или менее исправно, и Фен мог наслаждаться беседой с сидевшей рядом мисс Пэрри.

— Мне иногда кажется, — произнесла она, — что в подобных событиях есть какой-то надрыв, нечто вызывающее сострадание.

Профессор посмотрел на лица сидевших за столом гостей и не заметил в них никаких следов надрыва.

— Я говорю не про обед, — сухо объяснила мисс Пэрри, — а про праздник в целом. — Фен выразил вежливое недоумение. — Точнее, об отношениях между родителями и детьми. Кстати, эта спаржа отдает жестью.

Фен попробовал и согласился.

— Так что насчет отношений? — спросил он.

— Мне кажется, многие мальчики втайне боятся, что родители их как-нибудь скомпрометируют. — Мисс Пэрри допила свой бокал и оглянулась на служанку, которая поспешила наполнить его. — И родители, конечно, это понимают. Приезжая сюда, отцы изо всех сил стараются выглядеть обаятельными, умными и успешными, а матери надевают свои лучшие наряды, надеясь, что друзья сыновей сочтут их молодыми, привлекательными и элегантными. — Она вздохнула: шампанское было одним из немногих вещей, способных настроить мисс Пэрри на сентиментальный лад. — Разумеется, на деле все решают деньги.

Фен кивнул:

— Да, когда я был мальчиком, мне тоже приходилось испытывать нечто подобное. Но я стыдился этого чувства и стыжусь сейчас. Хотя, согласен, тут есть причины для сочувствия.

— Только не у девочек, — добавила мисс Пэрри. Она потянулась за вторым бисквитом и разломила его пополам. — За исключением, пожалуй, внешности отцов, которую в любом случае невозможно изменить. Девочка с красивым отцом находится в более выгодной позиции, но все понимают, что это дар от бога, так что никто не ревнует.

— Раз уж мы заговорили о ваших девочках. — Фен понизил голос. — Что вы думаете об исчезновении Брэнды Бойс?

— Значит, вы об этом слышали?

Фен уловил в ее голосе холодные нотки. Директриса, очевидно, считала, что это дело находится в ее личной компетенции, и не хотела, чтобы о нем трубили на всех углах.

— Досадная история, — тактично добавил Фен. — Но вы сделали все, что могли.

Мисс Пэрри немного оттаяла.

— Профессор Фен, я уверена, что ее письмо поддельное.

— Неужели?

— Оно написано ее рукой, но стиль иной. Какой-то сухой и принужденный. Не сомневаюсь, что письмо ей продиктовали.

— Под давлением?

— Возможно. — Голос мисс Пэрри дрогнул. — В любом случае было легко подкинуть конверт через открытое окно.

Ее слова подтверждали то, что Фен подозревал с самого начала. Разумеется, преступник совершил ошибку: трюк с письмом был ненужным и рискованным поступком. Он мог просто убить девушку и оставить все как есть.

На него вдруг накатила тошнота, и глоток шампанского, который он сделал, пытаясь с ней справиться, лишь ухудшил ситуацию. Как это случилось? Удар или выстрел сзади? Знала ли она, что с ней произойдет? Рыдала, умоляла пощадить? Или молчала, стиснув зубы? Боролась, пыталась убежать? Ей было всего шестнадцать лет. Шестнадцать! К тому же — Фен только теперь это понял — в ее смерти не было бы никакой нужды, если бы убийца согласился немного изменить свой план и взять на себя чуть больше риска. В эту минуту она могла бы сидеть дома с родителями, обедать, смеяться в радостном предвкушении вечернего спектакля…

Но профессор не доверял вспышкам праведного негодования. Он быстро подавил этот импульс, и тот угас.

После обеда он выбрал время и позвонил Стэггу в участок.

— Мотив, — без предисловий объявил Фен. — Кажется, я его знаю. Убийство миссис Блай связано с двумя другими.

— Любопытно, сэр, — подчеркнуто вежливо отозвался Стэгг. — Как вы это выяснили?

— Сейчас нет времени рассказывать. Мне нужно идти на выступления. Сможете встретиться со мной часа в четыре?

— Если эта задержка не повредит расследованию.

— Нет. К тому же мне бы хотелось получить отчеты насчет алиби.

— Уверен, к этому времени они будут готовы, сэр.

— Прекрасно. Пламстед все еще у вас?

— Да, сэр. Но мы не можем устроить его ни в одну гостиницу.

— Посоветуйте ему остановиться в пабе Рэйвенсуорда. Та молодая женщина — Дафна Сэвидж…

— Да, да, сэр, — перебил Стэгг, сразу уловив суть проблемы. — Я и сам об этом думал. Я ему передам.

— Надеюсь, вы больше не подозреваете его в убийстве миссис Блай?

— Нет, сэр.

— Вот и замечательно. Потому что он тут ни при чем. До встречи.

Фен повесил трубку и отправился наверх, чтобы облачиться в мантию доктора философии. Вся компания постепенно стала перемещаться на школьную площадку.

Они прибыли туда почти в половине третьего, когда толпа родителей и учеников уже входила в здание. На лицах гостей были написаны обреченность и уныние людей, решившихся ради соблюдения приличий выдержать пару часов ужасной скуки. И только горстка отцов, просидевших весь обед в местном баре, выражала нечто похожее на веселье. Немалая часть публики отправилась смотреть крикет: матч уже начался, и Фен, заходя в корпус через боковые двери, с сожалением бросил взгляд на зеленое поле, где белые рубашки игроков пестрели на фоне солнечной лужайки. Часы на Доме Хаббарда пробили половину четвертого. Под сдержанный гул зрителей Фен, директор и члены городского совета поднялись на сцену.

Здание внутри было таким же голым, как снаружи. К тому же внешне оно выглядело ненадежным: казалось, что его выстроили из картона, и набившаяся в него публика могла запросто проломить стены и вывалиться наружу. Воздух в зале был спертым, и зрители усиленно обмахивались буклетами с программкой. Впереди на жестких деревянных лавках сидели учителя с кислыми лицами, выражавшими все промежуточные стадии между легкой апатией и глубокой комой. Позади в центральной части зала обливались потом бесчисленные родители. А на верхней галерее, где старые часы с незапамятных времен застыли на без четверти одиннадцать, томились плотно утрамбованные ученики: все, кроме получателей наград, которых уже выстроили в шеренгу в боковом коридорчике, примыкавшем к сцене. Все это шепталось, ерзало и шаркало ногами. Кто-то пытался открыть заклинившее окно. В стеклянные двери под балконом с улицы заглядывали расплывчатые лица.