Хочу женщину в Ницце - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Абрамов cтр.№ 72

– И что в нем было?

– Уже и запамятовал. Похоже, так: «божией милостью, мы, Елизавета II, княжна всея России, и так далее…» Естественно, заканчивала она угрозой: кто не желает ей принимать присягу, будет казнен. Мне предлагалось присоединиться к ней всем моим флотом прямо здесь, дабы, не дай Бог, опоздать к раздаче милостей и орденов! Ну, что скажешь? Лихо?

Корилла, тронутая таким доверительным откровением, вся светилась от счастья.

– Это уже не шутка, дорогой. Получается, эта Елизавета таким поступком сама себе могилу рыла!

– Вижу, смекаешь!

Орлов, довольный, расплылся в улыбке.

– Слушай дальше. Я, разумеется, княжне этой ничего не ответил, но в Петербург тотчас отписал. Дальше я уже не сидел сложа руки, в тот раз навел моей службой справки насчет этой «законной наследницы». Проживала она в то время под фамилией графини Пинеберг в городе-порте Рагузе, который принадлежал Венеции. Титул графини был реальным, только к этому титулу самозванка не имела никакого права. Польский князь Радзивилл…

Корилла вновь весьма громко прервала графа:

– Пардон, граф, это не тот ли знаменитый князь, о котором в Европе ходили слухи, будто он возит с собой двенадцать золотых статуй, которые ему удалось спасти из разграбленного русскими замка?

– Да, слухи гуляли, только это были лишь слухи. Однако человеком он был богатым и неоднократно оказывал помощь нашей «Елизавете». Например, Радзивилл, оказывается, обратился с просьбой к французскому консулу Декриво, и тот уступил «графине» на время свою виллу, окруженную садами и виноградниками. Найти это место моим людям труда особого не составило, поскольку вилла эта была центром притяжения лучшего общества города. Поскольку ожидаемого ответа от меня «графине» так и не последовало, то, как сообщили мне мои люди, польские конфедераты, окружавшие Елизавету, стали ждать удобного случая, чтобы отплыть в Константинополь. Однако известие о подписании Кучук-Кайнарджийского мира положило конец надеждам Радзивилла и его друзей-товарищей на помощь турецкого султана в борьбе с Екатериной за попранную свободу и права их родины.

Корилла всплеснула руками, заставляя графа остановиться. Орлов недовольно фыркнул и посмотрел на поэтессу.

– Для меня загадка, Алексис, откуда в Европе развелось столько этих светлых рыцарей, борцов за свободу, которых всюду конфедератами называют?!

– Вы, мадам, как впечатлительная романтическая натура, можете называть эту публику как угодно, но мы тогда разнесли эту польскую шляхту в пух и прах в Баре, поскольку участники Барской конфедерации вздумали поднять мятеж главным образом из-за того, что матушка ультимативно потребовала от польской короны прекратить относиться к православным жителям Польши как к людям второго сорта и уравнять в правах с католиками. Если мои объяснения вам показались убедительными, то я продолжу.

– Вполне, граф!

– Так вот, наступила осень и, к своему немалому удивлению, письмом императрицы от 12 ноября мне предписывалось предпринять попытку и постараться силой или хитростью захватить в плен самозваную внучку Петра I. Скажу больше, мне позволялось в случае необходимости даже бомбардировать город Рагузу для принуждения местных властей выдать мне авантюристку.

Корилла вилкой постучала по бокалу, чтобы привлечь внимание графа:

– Вот видишь, дорогой, какое значение ваша императрица придала этому делу! Сразу бомбардировать? И впрямь, ваша императрица эту «княжну» приняла за Елизавету. А раньше, что же, она никак себя не проявляла? Чтобы так переполошиться у себя на севере и не исключать бомбардировку города, что на юге Европы, да после мирного договора, значит, дело и впрямь интерес имело государственный!

Граф махнул в сторону поэтессы рукой.

– Напрасно ты Рагузу жалеть вздумала, за ними давно должок тянется. Не забывай, они супротив нас в Чесме своим флотом на стороне османов воевать осмелились. Так пусть либо ответ держат, либо поведение своё меняют. Я в своё время матушке лично докладать изволил о желании своем при случае наказать Рагузу!

– Дорогой мой, стоит ли злобу на них так долго на сердце держать? В конце концов, вы их флот наравне с турецким сожгли при Чесме, а свой целехоньким сохранили. Потери ваши были невелики, а злоба в тебе чрезмерна!

– И что же из этого следует? Мы должны прощать обиды? Да, за всю кампанию в Архипелаге мы действительно потеряли только четыре линейных корабля, к тому же один из них, что носил имя «Азия», без вести пропал в 73-м году.

– Позволь, и что же получилось, все матросы на нем погибли?

На лице и в глазах Кориллы отразился ужас.

– Я же говорю, корабль пропал в Архипелаге, нет у нас вестей до сих пор ни о нем, ни об экипаже.

– Где это произошло?

– Корабль шел от острова Миконос к острову Имбрис, и море сильно штормило. Было это у берегов Анатолии, и сгинул он со всей командой в четыре с половиной сотни душ.

– Может, просто капитан ваш должного опыта не имел?

– Совсем наоборот, капитан Толбукин был мастером морского дела и настоящим смельчаком, один из лучших в отряде Грейга, я его хорошо знал лично. Позже, когда по указу императрицы мне за победы Архипелагские было пожаловано вознаграждение в двадцать две тысячи рублей, я велел эти деньги раздать всем матросам, отличившимся в походе храбростью, но шесть тысяч из этой сумы моим повелением было передано семейству капитана первого ранга Толбукина на приданое дочерям и на воспитание сыновей.

– Простых людей ты, граф, не забываешь, это отрадно слышать, да все равно трудно богатому попасть в царство небесное!

Укор возлюбленной Алехан понял, но воспринял не вполне одобрительно.

– Знаю, куда уж мне, когда такие ордера из Петербурга исполнять изволю… Я до сих пор не ведаю, как величать мне эту авантюрьеру правильно. Одно верно – личность она неординарная. Люди, с которыми знался наш граф Панин в Европе, давно слали ему сигналы о ней, первый поступил еще в 72-м году из Парижа. Тогда её все приняли за загадочную комедиантку, поскольку она выдавала себя за некую княжну Али Эметтэ Волдомира – странная смесь персидского и славянского, не правда ли? – обратился Алехан к поэтессе, но Корилла не пожелала разделить его сомнения, и он продолжил: – Панину сообщали, что она молода, красива, грациозна, с пепельными волосами, как у Елизаветы, и глазами, способными менять цвет от голубого до черного. Она называла себя черкешенкой и представлялась племянницей богатейшего персидского сановника. По Европе её сопровождала немалая свита: были в ней и немецкие бароны, и бойкие французы, и польские шляхтичи. Даже князь Михаил Огинский – этот сочинитель полонезов – числился среди её поклонников. Матушка же наша, находясь в Петербурге, по тому докладу Панина не делала спешных поручений, поскольку слухи распускала не сама княжна. В немецких землях тогда оживленно болтали о том, что дочь русской императрицы странствует по Европе.